Владимир Венгловский - Чужой в Мифгороде

— Стой! — заорал Змей, щелкнув челюстями в тщетной попытке поймать подарок Орла.

Проскользнув мимо гада, перо опустилось к моим ногам. Мгновение — и не перо это вовсе, а меч, блестящая холодная сталь.

Схватившись за длинную рукоять, я ощутил что-то новое — в себе.

— Так, говоришь, никаких второразрядных ролей? — Я поднял клинок над головой обеими руками.

Змей заревел и кинулся в бой.

Горячие капли крови медленно скатывались вниз, через край облачного Вырия. Мертвый Змей плавал в луже собственной крови, постепенно растворяясь в ней. Но прежде чем сдохнуть, от основательно меня потрепал. Чудесно, что я уже в раю — никуда не надо специально добираться, чтобы умереть.

Яйцо-райцо, сверкающее на ладони, казалось теплым и живым. Одно желание? Самое-самое? Что такое счастье для всех?

Почему-то вспомнились слова капитана Матвеева, про которые я не рассказал Марку: «Вы никогда не станете своим среди этих, понимаете? Вы им не нужны. Если придется решать — сделайте всё правильно. Мы, люди, в долгу не останемся».

В голове звучали слова Марка: «Это тест… Ты должен решать… Подарок счастья…», и перед глазами проплывали картины прошлого: «Ты не наш… Убирайся прочь… Иди к своим…». Неужели капитан был прав? Наша суть, люди мы, черти или волкодлаки, остается неизменной: мир делится на своих и чужих.

Город виднелся далеко внизу. Там, в Мифгороде, люди и сказочные существа убивали друг друга.

А я всё никак не мог выбрать.

Потому что ни одно счастье для всех не стоит смерти друга.

По заполненной легким утренним туманом улице, переступая через остатки баррикад, шел Сказочный Герой. Под стоптанными башмаками трещало битое стекло, и звякали холодные автоматные гильзы. В руке у Героя что-то светилось, и это сияние собирало вокруг людей и нелюдей. С каждым шагом их становилось всё больше. Все они — чужие и свои, зачарованно смотрели на свет, избегая встречаться глазами с Героем. Под волшебными лучами стала заметна тонкая радужная пленка, что отделяла реальность от мира человеческих фантазий. Казалось — сделай шаг и попадешь в далекую Сказку, доступную лишь в беззаботном детстве.

— Как дела, пан Коцький? — Герой повернулся к Коту, который придерживал под руку хорошенькую, но изрядно растрепанную Лису.

Кот, распушив длинные седые усы, молча поклонился.

— Кажется, это ваше? — Сказочный Герой поднял с асфальта треснувшее пенсне и протянул Гайворону.

Птах, подслеповато прищурившись, схватил находку и спрятался за чьими-то спинами.

— Мое уважение, капитан, — поприветствовал Герой командира десантников, к которому льнула Полевая Русалка. — Я вернул погибших, а живые пускай разбираются в себе сами. Больше не будет крови — мы уходим туда, где нас никто не назовет чужими.

Солнце выглянуло из-за туч, осветив город. Толпа расступилась. Перед Сказочным Героем стоял одинокий человек в черной шляпе и белой футболке. Приветно махнув рукой, он шагнул навстречу, а из-под его пояса выскользнул длинный хвост с потрепанным голубым бантиком на конце.

Они пошли, и все мифические существа нерешительно тронулись следом в мир сказки. На опустевшей улице остались только военные. Капитан дернулся за Русалкой, которая выскользнула из его объятий и побежала последней, растерянно оглянулся, потом закричал:

— Стойте! Подождите меня!

И Сказка его подождала.

Лысый дидько (укр.) — черт.