Никоноров Александр - Достичь смерти

Я чувствую, что близок час, когда сидящий внутри меня зверь сорвется. Падет бесполезный замок, рассохнутся стены клети, сдерживающие ша-эну, и она вырвется, чтобы найти новую жертву и уничтожить мир.

Но пока есть записи, я остаюсь человеком. И я успею.

1

- Еще. Мажь обильнее.

Андигон лежал в ванне и наслаждался прикосновениями горячей воды к худому телу. Пожалуй, это было единственным, чем он мог наслаждаться. По рукам и ногам императора неторопливо ползали нариды - существа вроде улиток; они оставляли после себя секрет - кислоту, - который, если вовремя смочить теплой водой и нейтрализовать дальнейшую реакцию, прекрасно размягчал кожу и молодил ее. А нежная кожа - страсть императора, пусть напускная и вынужденная, но именно в ней крылось его превосходство.

- Не бойся, я тебя не съем. Только если окажешься совсем безнадежной. И добавь еще парочку нарид.

Юная служанка исполняла обязанности второй день, но уже проклинала Сайку как самого злейшего врага. А ведь когда-то они были подругами - вместе росли, делились женскими секретами и хвастали, у кого грудь побольше, а у кого и зад поокруглее. Когда не стало Сайки, Элика заняла ее место. Прошло два дня, но она все больше поминала подругу недобрым словом, нежели оплакивала. Гнев Андигона обрушился на Сайку страшной лавиной, и тот выбросил служанку вниз. Как мусор, как сдохшую птицу...

Элика покорно зачерпнула пригоршню мерзкой серо-коричневатой каши и, отбросив стеснение, плюхнула ее на лысину императора Андиливии.

- Вот так, отлично, - блаженно проворковал Андигон. Он наслаждался работой пальчиков девушки, втирающих мазь в кожу головы. - Хорошая девочка.

Император прикрыл глаза и постарался сосредоточиться именно на массажных движениях. Но служанка этого, конечно, не поймет и посчитает, что неустрашимый император наслаждается запахом мази и тем, что в ближайшие часы он будет пахнуть просто невыносимо. Ему нравилось видеть напряжение на лицах подданных, нравилось принимать новых людей и наблюдать за их реакцией - когда они входят, а в них бьет аромат концентрированной горечи. Нравилось оставлять за собой шлейф, нравилось резко оборачиваться и заставать прищуренные глаза, сморщенные носы и перекошенные рты тех, кто так и не привык к экстравагантным привычкам правителя. Только один момент омрачал жизнь молодого Андигона - ему самому эта поганая полынь была ненавистна.

Элика работала аккуратно, стараясь не царапнуть ногтем бледную кожу правителя. Не приведи Небо допустить оплошность, и ее труп присоединится к еще не успевшей разложиться Сайке. Услышав мерное сопение правителя, девушка немного успокоилась. Можно чуть-чуть расслабиться. Умиротворенное лицо императора не внушало такого страха, как невероятно спокойное,

пугающе спокойное

, способное смениться гримасой гнева в одночасье. Ей невольно вспомнился Кантарт - один из кайсинов императора. Его внешность для многих была отталкивающей: вместо бровей - два широких белых шрама, обветренное лицо, рано избороздившие лицо морщины... Но даже он выглядел добрее и человечнее, чем бездушный император.

"И симпатичнее..." - бегло подумала Элика.

Она ополоснула руки в чане с теплой водой и насухо вытерла их. Упасите Небеса, если какая-нибудь капелька соскочит с ладони и потревожит Андигона! Взяла сачок. Неумело, с третьего раза - зато бесшумно, - она таки выловила из небольшого таза двух нарид покрупнее, чтобы на всякий случай не услышать в свой адрес никаких замечаний по поводу размера.

И что же натворила дуреха Сайка, отслужившая императору более трех лет? Кажется, выпущенные нариды подняли слишком много брызг, а плеск, со слов Андигона, нарушил его сон. За то и поплатилась. Такой он, молодой и вспыльчивый император, принявший бразды правления с малых лет.

К своему тринадцатому дню рождения он сделал себе первый подарок - завоеванные земли, примыкающие к восточной границе тогда еще малых владений. Огромный ровный кусок плодородной почвы - как и везде в этом краю - стал главным провизионным центром его вотчины. Юный завоеватель упорно отказывался регистрировать земли в Реестре и принимать должность короля. Земли не могли быть незарегистрированными ни на чье имя и должны были иметь хозяина, правителя! Но Андигон смотрел дальше: идея расширить

империю

ему очень нравилась, чего нельзя было сказать о налогах. Кто получал новые земли, обязан был вносить их в список территориальной палаты, тем самым обрекая себя платить налоги, участвовать в ежегодных съездах королей и пастырей и блюсти еще ряд занудных обязательств. Ничего из этого императора совершенно не устраивало. Зачем быть королем и играть по навязанным правилам, если можно стать императором и диктовать свои? Попытаются отнять земли? Пусть попробуют. Между прочим, Палиндор придерживался той же тактики. Трогать дикарей никто не собирался, вдобавок они вполне довольствовались имеющимися землями.

Андигон не спал. При виде разнервничавшейся служки, так старательно выполняющей пожелания, ему становилось жаль девушку. Ее глаза метались во все стороны, чтобы заприметить любую деталь, способную издать шум или как-то помешать... Он решил пожалеть беднягу, оттого и прикинулся спящим. Будет прискорбно, если девушка подведет его. Придется убить ее или скинуть вниз, а не хотелось бы - уж больно она хороша.

Стоя у люка и с улыбкой провожая визжащего человека, падающего вниз, императору не приходилось притворяться.

Это

ему нравилось.

"В отличие от поганой дряни на башке! - гневался Андигон. - А как красиво - император блюдет обет, данный им в день кончины отца. Вот только я не блюду, а

вынужден блюсти

. И идти по стопам папаши не собираюсь".

Как там говорили о нем? Элинтон, докладывал о всех слухах. Первое, что изменилось, это появление пристрастия к полынной смеси? Все правильно. День смерти отца изменил все. И он стал отличным поводом и отправной точкой. Точкой невозврата. Четырнадцать лет он совершал ненавистный ритуал лишь для одной цели - сбить с толку потенциального противника и собственных людей, каждый из которых мог оказаться предателем. Андигон всегда был убежден, что чем страннее замашки правителя, тем он загадочнее. А если у человека за плечами имеется загадка, то на поле софистики и дискуссии он будет находиться в заранее выигрышном положении. Почему? Потому что столь явное чудачество - давление. Ради этого можно потерпеть и злопахучее дерьмо на лысине, и отвратительных нарид, щекочущих ноги. Как хотелось ему смеяться во время этой процедуры еще тогда, в детстве, так и хочется теперь. Он терпел. Прошло столько лет, а привыкнуть к наридам так и не удалось.