Ольга Вешнева - Мясорубка Фортуны

Мне нравилась вечная жизнь, нравился окружающий мир, какой бы гадостью он порой не попахивал (я имею в виду выбросы из заводских труд промзоны), мне нравился я сам — такой, какой есть.

— на днях приписал я к стихотворению о забытом чувстве любви.

Да, я разучился любить и страдать от разлуки. Но разве это плохо?

Я открыл шкаф и вытащил из темных дебрей маек, джемперов, рубашек и брюк пестрый махровый халат. Пиджаков и галстуков я не носил, но соблюдал элегантность в выборе одежды. По дому не расхаживал в растянутой майке с трусами или потертыми спортивными штанами. Я выбирал темную одежду для прогулок не потому, что был в той или иной мере готичен, как неправильно представляет вампиров современная молодежь. У меня не было темных кругов под глазами, как у алкоголика. Моя светлая кожа не отливала синевой, а губы не имели неестественно красного оттенка. Тем не менее, волочаровцы с первого взгляда отличали меня от человека. Поэтому было удобнее оставаться в тени, сливаясь темной одеждой с чернотой ночи, а белой кожей — с лунными отблесками.

За век жизни в деревянной норе я не превратился в Плюшкина и регулярно избавлялся от хлама. Но некоторые вещи, хранившие память о своем времени, были мне особенно дороги. Например, ушастый будильник времен Брежнева или резная фоторамка времен Хрущева с моей фотографией, где я в белой хлопковой рубашке, сатиновых шароварах и парусиновых ботинках стоял на кукурузном поле.

Надев удобный широкий халат, я бросил свитер и джинсы в ведро из-под финской штукатурки, его я приспособил для сбора нуждавшейся в стирке одежды. Всякий раз, разбирая каракули на ведре, я вспоминал одну из моих бывших жен — вампиршу финского происхождения по имени Регина. Точно наяву видел яростные огни ее зеленых глаз и слышал бранные слова, которыми она меня одаривала с великой щедростью.

Вымыв руки под краном умывальника разновидности «Мойдодыр-1967» с широкой раковиной, я налил воды в электрический самовар и включил его в розетку.

Свет абажура спальни растворялся в темноте кухни, чуть поблескивая на самоваре и узком столике. Высокий белый холодильник и потертый табурет остались в черноватом сумраке. Я отодрал фанеру от маленького окна, впустил в дом серебристый блеск пасмурного утра.

Очертание засыпающей луны проникло сквозь туман.

«Найдет ли меня завтра Альбина? Или она успела забыть обо мне? В самом деле, зачем ей наши встречи? Известно, что за ней ухаживает перевертный волк Федор, с ним она учится на экологическом факультете ИНАЯ. Да и мало ли кто из ее собратьев наткнется при лесной пробежке на наши следы? Даже если мы увидимся вновь, Альбина не придет ко мне в нору».

Я долго старался не думать о том, как выглядело бы мое жилище, если бы в нем обитала деловитая хозяйка. Мне открылась важная тайна — напрасно я считал, будто научился обходиться без женщины. Не следовало и дальше утешаться самообманом, что моя жизнь неплоха и полноценна, стирая в ушате хозяйственным мылом белье и одежду, отдраивая зловонной тряпкой скрипучие половицы и насилуя ватные подушки. Я жаждал человеческой свободы, только не имел представления, как ее обрести.

Помимо свободы я жаждал крови, от переживаний разыгрался аппетит. Открыв холодильник, я мельком взглянул на пятилитровые пластмассовые бутыли, которые ласково называл «бадейками». На них были наклеены таблички: «Корова голдштинская» и «Бык мясной Лимузин». Выбрал я небольшую банку с надписью: «Индюк из поселка Улмино». Птичью кровь я наивно считал диетическим блюдом, хоть и понимал, что жирный индюк из приусадебного хозяйства никогда за свою короткую жизнь не сидел на диете.

Дело в том, что вампиру нежелательно есть днем, так же как человеку лучше не есть ночью. Пищеварительная система «спит», повинуясь биологическим часам.

Прислушиваясь к шуму самовара, я поставил банку рядом с ним, достал из буфета фарфоровую чашку и медную ложку, поудобнее расположился за столом и поднял глаза к окну, привыкая к тусклому дневному свету.

Самовар вскипел. Его гудок вызвал мысленный призрак моей кухарки Ульяны Никитичны, улыбчивой старушки в темно-сером платье и кружевном чепце. Она постелила на стол вязаные салфетки, а на них поставила английские тарелки с творожниками, фруктовыми сочниками, медовым печеньем и лимонным щербетом.

— Вчерась утрецо было сине, барин, — кухарка выглянула в окно, — а после заволоклося тучею. Ни дать, ни взять — ваш кучер Ерофей накурил табаку на все небеса. А нонче, глядите, проясняется маленечко небо. Ежели бывать дожжу, так уж грибному. Опосля грибного дожжечка, дорогой Тихон Игнатьевич, пойдут сальные опятки, и лисички с волнушками. Ох, и насолю я вам грибов целые бочонки. До лета не поедите.

Ульяна Никитична приподняла крышку самовара, дунула на водяные пузыри и исчезла за моей спиной.

Я налил в чашку горячей воды, опустил в нее чайный пакетик и пару кубиков сахара. Пока чай заваривался, я выпил индюшачью кровь и улыбнулся призрачной кухарке. Благодаря мысленному поглощению сладостей, мне удалось утолить голод малым количеством еды.

Обычно я, как хороший работник, ел за троих собратьев, хотя занимался физическим трудом крайне редко — если нужно было что-то починить или прибраться в избе. По мнению ученых ИНАЯ, вампир — мужчина должен выпивать около пяти литров крови раз в три-четыре ночи. Я питался каждую ночь, и на ужин у меня, как правило, уходила стандартная пластиковая «бадейка», то есть, от пяти до шести литров.

На ходу потягивая остывший чай, я подошел к дивану, оставил тапочки за пределами красного с белым узором ковра и сел. Не было желания включать телевизор. Допив чай, я создал благоприятную для сна атмосферу: вымыл посуду, убрал книги в буфет, прислонил фанерный лист к окну, запер дверь на все замки и погасил свет. На диване я расположился в продавленном углублении — теплой норке и укрылся зеленым клетчатым пледом.

Я долго лежал на боку в защитной вампирской позе — руки сложены над сердцем, а ноги — слегка подогнуты. Сон упрямо не шел. Жужжание холодильника и тиканье запертых в буфете часов совсем не убаюкивали.

Примерно до полудня я безуспешно вел сражение с неприличными фантазиями и путешествовал по прожитым эпохам, а потом был вынужден покинуть нагретое гнездо, чтобы разогнать хулиганов, обстреливающих избу камнями.

Вместо шальной ребятни я увидел черную грозовую тучу, просеивавшую редкие градины величиной с перепелиное яйцо. Собрав несколько градин, я растопил их в ладонях. Град быстро прошел, но густые тучи не рассосались. Двигались они со скоростью засыпающего на ходу слизня. Наступило благоприятное время для внеплановой охоты моих собратьев, и пусть я не собирался охотиться, все же решил прогуляться по городку. Возможно, мне повезет увидеть людей, которые не успели спрятаться за осиновыми заборами.