Ольга Малашкина - Три смерти и Даша (СИ)

— А Кристина карты на Дашу раскладывала, сообщил Пашка.

— И как?

— Вышло, что проблема разрешится с помошью силы и смерти.

— Она умрет, выходит? — Лейла не верила ни в молитвы, ни в гадания, но встревожилась.

— Нет. То есть, не обязательно. Смерть в картах Таро обозначает конец и, одновременно, начало нового периода.

— Ну, вот, жизнь без Дашки и начнется, — упавшим голосом произнесла Лейла.

— Проводить тебя до дома? — предложил Пашка

— Не надо.

"Ну, вот. Хотел поддержать, а сам только расстроил," — подумал Пашка и ушел.

Лейла побрела по улице. Домой она не торопилась, словно бы на что‑то надеясь. Смеркалось.

"Пора бы домой уже," — подумала девушка.

"А‑то, кто знает, может, следующей я пропаду."

Вдруг из‑за соседнего дома вышел какой‑то мужчина. Шел он как‑то странно: то наклонялся, то присаживался на корточки, то вставал на четвереньки и нюхал, нюхал, нюхал.

Ноздри его постоянно двигались, а на лице читалась напряженная работа мысли.

"Что за псих?" — подумала Лейла.

"Каких только чудиков у нас тут ни водится. Может, и Дашку такой же… Стоп! Это, наверное, он и есть! От Дашкиного тела, наверное, уже избавился и теперь новую ищет!"

Сердце Лейлы часто забилось от страха. Она замерла, надеясь, что странный незнакомец пройдет мимо, но он тут же резко обернулся в ее сторону.

— Лейла, — улыбнулся он.

Это был кинолог, Колян, кажется.

Так, вот оно что! Вот, почему он не смог взять след. Вернее, его собака. Не сам же к себе он опергруппу должен был привести. А собаке, небось, потихоньку что‑нибудь скомандовал, чтобы не выдала его.

А еще в милиции работает и улыбка такая добрая, располагающая… Хотя, в милиции как раз проще всего спрятаться.

— Лейла, почему ты меня боишься?

Откуда он знает?

Лейла даже не подумала, что страх мог отразиться на ее лице. Впрочем, она давно привыкла сохранять невозмутимость в любой ситуации. Не подвела она ее и на этот раз.

— Подожди! — кинолог схватил ее за руку и понюхал, глубоко втянув воздух.

"Точно, извращенец," — подумала Лейла.

— Старик. С каким стариком ты недавно виделась? Он еще брал тебя за руку. Здесь, — кинолог сомкнул пальцы вокруг ее правого предплечья, как раз там, где ей на прощание пожал руку дядя Витя.

"Откуда он знает?"

— Откуда вы знаете? — надо было заболтать его, выиграть время.

— Я чувствую.

— А что вы здесь делали? Вроде как нюхали что‑то?

— Да, воняет тут чем‑то…

"И ради этого нужно было опускаться на четвереньки?" — подумала Лейла, но озвучивать свою мысль не стала.

— Ну, я пойду? — спросила она.

— Конечно. Разве я тебя держу? снова улыбнулся кинолог.

Лейла ушла, оглядываясь на него, готовая в любой момент сорваться и побежать. Иванов растерянно смотрел ей вслед. Он не сразу понял, почему она его так испугалась, а когда понял, в голове засела мысль: интересно, что она подумала?

Подом до него дошло, что про старика он так и не выяснил. Ничего, спросит потом, они же еще увидятся. А старик был тот самый, проживший сотни лет и пахнущий голубями. Он ни раз натыкался на его слабый, пунктирный запах этим вечером, но старался не отвлекаться. Лейла испугалась совершенно зря — он искал Дашу.

Утром в прокуратуру зашел старик, по виду — почти типичный алкаш.

Он почитал таблички на кабинетах, потом остановился возле стенда с информацией, прямо напротив образца заявления явки с повинной.

— Что, дедуль, с повинной решил явиться, — подколол его кто‑то из проходящих мимо.

— Ага, — рассеяно ответил старик, не отрываясь от образца заявления.

— Небось, выпил больше всех и решил признаться, — вступил очередной остряк.

— Я не пью! — воскликнул старик с таким комическим возмущением, что все вокруг рассмеялись.

— Папаш, может, вам помочь чем? — вышла из кабинета одна из инспекторов.

— Нет, не надо.

— Тогда идите домой, нечего вам тут делать.

— Хорошо.

Старик наклонился, шаря по столу, стоящему под стендом с информацией.

— Может, все‑таки помочь?

— Нет!

Старик вышел их прокуратуры, держа руку в кармане.

— Слушай, а он бланк стащил. И ручку.

— Какой бланк хоть?

— Явку с повинной.

— Ну, вот, пусть и повинится в краже казенной ручки, дурак старый.

— И зачем ему бланк понадобился, хотелось бы знать?

— Да, псих, наверное, что с него возьмешь…

"И как они вообще хоть что‑то раскрывают с таким отношением?" — думал у себя на чердаке дядя Витя, расправляя бланк явки с повинной.

— И куда ты собрался ее девать? — услышала Даша из соседней комнаты.

— Вынесу ночью потихоньку и закопаю в ельнике за городом.

"Он что, мысли мои прочитал?" — подумала Даша.

"Хотя, с другой стороны, а где еще? А про убийство он ничего не говорил. Он, что, живьем меня собрался закапывать?"

Дашу мгновенно охватил ужас. С мыслью о смерти она уже свыклась, но похороны заживо! Это уж слишком, пусть даже она будет лежать в лесу и ее труп потом оплетут корни старой ели. "Романтично‑то как," — подумала она: "Ельник, старые деревья… Наверняка потом про это сложат красивую городскую легенду, может быть даже не одну…В лес бы сейчас. Только без этих двух психов. И в живых бы остаться. Я бы каждому дню радовалась, никого не обижала бы, делала бы все, что захочу и все, что задумаю. Но, смерть, увы, не ошибается."

Даша вздохнула.

Из‑за стены вновь раздались голоса.

— Слушай, Лик, может, не надо? Может, отпустим ее?

— А зачем ты ее тогда сюда приволок?

— Я хотел… я хотел, чтобы ты была счастлива. Чтобы перестала бояться. Я на все для тебя готов. Я так тебя люблю.

— Я не перестану бояться, пока она жива. Да и без нее у меня полно врагов, готовых убить меня!

— Она всего — навсего девочка. Она не убьет тебя, даже если и хотела бы.

"Ты не поверишь, сейчас хотела бы, как никогда, лишь бы жить. Хотя, нет. Не смогла бы я человека убить. Даже если бы точно знала, что это признают допустимой самообороной."

Тем временем разговор за стеной продолжался.

— Девочка? Это только видимость. Ты прекрасно знаешь, кто она на самом деле, я же тебе рассказывала!

Антон, признаться, подзабыл и теперь лихорадочно пытался вспомнить.

— Кто бы она ни была — это не повод самим становиться убийцами.

— Но, тогда она убьет меня!

— Может, это твоя судьба?

— Ты так равнодушно об этом говоришь. Ты все врешь — ты совсем меня не любишь.

— Я люблю тебя. Мы можем уехать. Нас никто не найдет: ни твои враги, ни милиция, ни врачи. Уж если до сих пор не нашли, то и дальше точно не найдут. Тем более, что никто не догадался поискать тебя у тебя же дома, хотя, будь я на их месте — первым делом сюда бы заявился.

— А с чего ты взял, что меня ищут?

— Думаешь, не ищут?

— Ты прекрасно знаешь, что меня поместили туда по ошибке. Из‑за нее, кстати.