Алексей Свадковский - Кладоискатель

…Погруженный в чтение хроник, я и не заметил, как наступило утро нового дня, поэтому очень удивился, увидев на пороге Седру, нашу кухарку, внёсшую в библиотеку поднос с завтраком.

— Мастер Арен, у вас в спальне, на вашей кровати спит какой-то ребёнок.

Ах, да! Я вспомнил о ребёнке, которого вчера привёл домой.

— Седра, покорми малышку завтраком, и помой её. Уж больно она чумазая. И ещё подумай, может быть что-то найдёшь из одежды. После того, как приведёшь её в порядок, отправь её ко мне. Я отведу её назад в дом милосердия: там могут волноваться.

— Хорошо, как скажете, мастер Арен, — почему-то внимательно посмотрев на меня, сказала Седра.

А я снова погрузился в чтение хроник. В них как раз описывалась война между двумя давно забытыми королевствами. Из кухни доносились разговоры; спустя некоторое время по дому расползлись вкусные запахи еды, а внизу загремели тазы, в которых подогревали воду. Все эти звуки и запахи изрядно отвлекали меня от работы и мешали сосредоточиться. Заметив, что я в третий раз перечитал страницу, но так и не смог вникнуть в то, что в ней было написано, я понял, что пора отдохнуть, и решил позавтракать ароматными блинчиками и свежими фруктами из нашего сада.

Когда Седра снова позвала меня, я не сразу узнал в красивой, улыбающейся девочке в нарядном коричневом платье и небольших башмачках вчерашнего заморыша. Оказывается, у неё были рыжие волосы. Она сидела вместе с моим учителем за столом, и о чём-то весело болтала с ним. А Седра, явно довольная моим удивлением и своей работой, сказала:

— А всего-то надо немножко любви, немножко доброты, и большой таз горячей воды. И из серого воробышка получился настоящий лебедь. Платье у меня осталось от старшей дочери, я его ей сама когда-то сшила, но та уже давно выросла, а я вот всё его хранила как память. А тут пригодилось! Нашей малышке оно как раз впору пришлось.

— Доброе утро, Арен! — поприветствовал меня учитель, наконец, отвлекшийся от разговора и заметивший меня.

После завтрака, проходившего в этот раз намного веселее, чем обычно, благодаря моей гостье, я повёл Леду в приют, где уже наверняка начали волноваться и-за её отсутствия. Всю дорогу ребёнок шел со мной молча, глядя себе под ноги. Мне тоже не хотелось с ней расставаться, но у неё уже был дом, где её ждали. Может быть, её даже разыскивали.

Дом милосердия стоял на задворках храма Мелираны, так что его почти не было видно, и если не знать, что он тут есть, найти его было сложно. Как хозяйка порой прячет перед приходом гостей грязное белье или мусор, так и приют, где жили дети, находился в самом конце храмового комплекса, укрытый от людских глаз высокой стеной. Подойдя к серой, унылой стене с обвалившейся штукатуркой, так не вязавшейся с великолепием храма с его колоннадой, фресками и мраморной облицовкой, я долго стучал в двери, прежде чем мне открыли. На пороге стояла какая-то неопрятная толстуха в грязном, заляпанном хитоне храмовой прислужницы, и хоть солнце уже встало давно, женщина, видно, только проснулась.

— Чего надо? — буркнула она. Увидев рядом со мной малышку, она сказала:

— Детей не принимаем. Приют и так переполнен. Нам и тех, кто есть, кормить нечем.

Она, видимо, подумала, что я привёл девочку, чтобы отдать в приют. Удивлённый таким словам, я спросил:

— А разве у вас вчера девочка лет семи не потерялась?

Жрица, подумав, ответила:

— Ещё не знаю. Я их не пересчитывала. Может, кто и сбежал за ночь. Мы здесь никого не держим…

— Разрешите, я войду!

Не дожидаясь согласия, я плечом оттолкнул служанку и зашёл во двор, который огораживала стена. Унылый серый двор с тремя чахлыми деревцами, в котором толпа ребятишек во что-то играла. Само здание, где находился приют, удручало. Оно было похоже на стену, окружавшую его: такое же грязное, старое и неопрятное.

Проведя ребёнка вовнутрь, я собирался с ней попрощаться, когда девочка неожиданно крепко обхватила меня за ноги, и, прижавшись, начала плакать:

— Не оставляйте меня, пожалуйста! Заберите к себе! Я здесь никому не нужна, и никто меня тут не любит. Только постоянно бьют и ругают. А я буду вам помогать! Я мало кушаю, а все деньги, что соберу из милостыни, я буду вам отдавать! Вот, возьмите!

И она протянула мне горсть мелких монет. Я стоял, и не знал, что делать. Мне казалось, что оставить её здесь — это всё равно, что предать мою Амину. Может, она сейчас смотрит на меня из того мира, и я не хочу, чтобы ей было стыдно за своего папу. Слёзы навернулись мне на глаза. Дрожащим от волнения голосом я с трудом проговорил:

— Ну, не хочешь оставаться — и не надо. Пошли тогда назад домой. Только ты мне должна пообещать одно кое-что.

Сказав это, я присел на корточки, чтобы посмотреть в лицо ребёнка.

— Всё что угодно, папочка! — завопил ребёнок на весь двор, бросившись мне на шею.

— Ты больше никогда не будешь просить милостыню, — сказал я, обнимая рыжеволосое чудо.

Наш путь назад был радостным и оттого коротким. Ребёнок почти бежал, торопясь домой, крепко держась за мою руку, и буквально светился счастьем. Казалось, она не шла, а летела на маленьких крыльях, и тащила меня за собой, а я едва поспевал за ней. На душе было радостно. Глядя на счастливого ребёнка, я и сам улыбался, и чувствовал себя счастливым впервые за очень долгие годы.

Дверь нашего дома нам долго не открывали. Наконец, когда она открылась, я увидел Седру с заплаканными глазами.

— Мастер Арен, — начала она, но не успела закончить, когда маленькое рыжее чудо выскочило из-за моей спины и бросилось с криком к ней на шею.

— Седра, я теперь буду жить с вами!

Оставив их обниматься на пороге, я решил подняться в кабинет и немного выпить. Что-то всеми этими событиями я был выбит из привычного круга. Но в кабинете я встретил учителя.

— Арен, я хотел бы поговорить с тобой по поводу ребёнка. Седра давно просила помощницу. Ей сложно одной делать покупки, готовить еду, прибираться по дому… Мне тоже нужна помощь в саду, и в приготовлении лекарств. Я подумал, что…

Не дав ему закончить, я махнул рукой и сказал:

— Она внизу с Седрой.

— Ты правильно поступил Арен. Я пойду, проведаю её, — сказал он, и поспешил на кухню, где слышались голоса Седры и Леды.

Так в моём доме появился новый жилец.

Я почти неделю не выходил из библиотеки, ища зацепки или указания на утраченное сокровище, или потерянный всеми клад, и, кажется, нашёл то, что искал. За это время Леда отлично прижилась в нашем доме, как будто всегда в нём жила. Казалось, она была повсюду: то на кухне с Седрой что-то кухарит или собирается на рынок за покупками, а вот она уже в саду вместе с учителем ухаживает за цветами или помогает ему готовить лекарства для заказчиков. Её присутствие наполнило наш дом какой-то давно забытой для меня радостью и теплом, как будто я снова оказался в своём прошлом, когда жизнь моя была полной и счастливой. Амина, Сафира, как же мне вас не хватает… Всё-таки прав был Муса аль Раби, когда говорил: дом, в котором не слышится детский смех — это дом, наполненный грустью, где живут лишь печаль и старость.