Зоя Сокол - Лучшая подруга Мэри Сью

— О, при твоей профессии сущий пустяк, — улыбнулся Ламонт.

Байрон понял все моментально:

— Кого нужно убить?

Ламонт улыбнулся шире. Ему по нраву была такая догадливость:

— Всего лишь моего дядю.

Кейтары — создания, которые рождаются с понятием «Договор дороже денег». Поговаривают, что это понимают даже младенцы, еще не научившиеся толком говорить. Лучше умереть, чем нарушить договор.

Байрон медленно встал.

— Этого не будет.

— Как знаешь, — подозрительно быстро согласился Ламонт. Но Байрон не придал этому значения, а стоило бы. — Если передумаешь, то знаешь, где меня искать.

Само это предложение звучало слишком оскорбительно. Кейтар решил, что совершил глупость, придя к вампиру. Следовало сразу отправить Селию домой. Пусть лучше сестра обижается за то, что пришлось бросить «Вольный дол», чем он станет пешкой в руках этого интригана.

Байрон еще не понимал, что кроме прихода к Ламонту совершил еще две ошибки — не отправился за сестрой в «Вольный дол», чтобы лично увезти ее из Гунари, и не убил вампира сразу же после этого разговора. За эти ошибки Байрон начал корить себя тем же вечером, сидя над остывшим ужином, когда понял, что сестра уже не вернется домой, и будет корить до конца своих дней. Ибо для кейтаров единственное, что важнее договора и собственной жизни, — это семья.

Байрон понимал, что Селия не случайно пропала после его разговора с Ламонтом. Осознавал также и то, что у него всего один шанс вернуть сестру.

Он не стал ждать, когда вернется стража, посланная за нею в «Вольный дол». Спустя полчаса после их ухода кейтар уже понимал, что если они и вернутся, то без Селии. Байрон пошел выполнять «просьбу» Ламонта, надеясь, что уговор все еще в силе.

Ни стража, ни слуги, ни придворные, начинающие потихоньку стекаться во дворец перед пробуждением своего повелителя, не обратили внимания на появление начальника личной охраны правителя Гунари в такое время во дворце. Никто также не удивился, когда он прошел в личные апартаменты Антуана.

И ни одна душа не подумала на Байрона, когда под утро правителя нашли с отрубленной головой.

За шесть тысяч лет, которые Антуан властвовал в Гунари, его пытались убить столько раз, что даже сосчитать сложно. Чего только ни придумывали, чтобы до него добраться: затевали бунты, пытались убить из толпы, добраться до него во время дневного сна. Его даже пытались убить несколько любовниц! А какую изобретательность проявляли в выборе способа убийства! Бросали в него бомбы, начиненные стеклом и железом, обливали кислотой, женщины дарили отравленные поцелуи, давали пить отравленную кровь… Ни одно покушение не увенчалось успехом, и тому были две основные причины: личная стража, начальником которой, собственно говоря, сейчас был Байрон, и сам Антуан. Мало кому известно, что чем дольше живет вампир, тем сильнее его способность чувствовать угрозу и тем быстрее его реакция. Но еще меньше среди обитателей Матэнхейма тех, кто знает, что спустя несколько тысячелетий у вампиров развивается способность читать мысли.

Байрон шел к Антуану, не зная об этой способности и не имея конкретного плана. Единственное, на что кейтар надеялся, — это эффект неожиданности. Мужчина видел так много поверженных Антуаном врагов, что уже не питал иллюзий. При всей своей силе и подготовке ни один из кейтаров не смог бы тягаться с таким древним и могущественным существом в открытом бою.

Да, Байрон собирался напасть со спины. Да, это бесчестно. Но что значит честь, когда на кону жизнь его единственной сестры?

Байрон бесшумно вошел и запер за собой дверь. Мужчина знал, что не произвел ни единого звука, и все же, обернувшись, встретился взглядом с покрасневшими от безумия глазами Антуана.

Вздрогнув от неожиданности, Байрон попытался придумать причину своего визита:

— Я… я…

Но древний вампир перебил его, глядя пустым, немигающим взглядом:

— Не пытайся врать, я прочитал твои мысли.

Кейтар застыл как вкопанный. Он и не подозревал, что такое возможно. А вдруг это просто какая-то проверка?

— Это не проверка, Байрон, — краешком губ улыбнулся Антуан.

Взгляд вампира при этом остался таким же пустым. Это сделало его улыбку похожей на угрожающий оскал. И кейтар действительно испытал страх. Не из-за того, что сейчас умрет. К этому он как раз относился спокойно. Рано или поздно мрачный жнец с седыми волосами, заплетенными в косу, придет за ним. Байрон испугался за сестру. Что теперь будет с Селией? Может, Ламонт узнает о провале попытки покушения и отпустит ее?

— Ламонт убьет твою сестру смеха ради, даже не выпьет, — спокойно ответил на его непроизнесенный вопрос Антуан.

Байрон тяжело привалился к стене. Можно было попробовать оправдаться, сделать отчаянную попытку напасть, но… Это было и глупо, и бесполезно. Если посмотреть правде в глаза, этот древний вампир может в несколько движений вырвать кейтару спинной мозг. И будет прав. Ведь Байрон заключил с ним договор, взял на себя обязательство хранить его жизнь. А сегодня пришел, чтобы предать оказанное ему доверие и по собственной воле нарушить свое слово. Не выполнить условия договора — позор для любого кейтара. Байрон чувствовал неимоверный стыд и отвращение к себе, пока шел сюда по дворцовым коридорам. И эти ощущения возросли во много раз, стоило увидеть лицо Антуана. А после его слов появилось и чувство вины.

Кейтар медленно сполз по стене на пол и сел, обхватив голову руками. Он был виноват. Виноват перед Селией за то, что привез сюда, виноват перед Антуаном, потому что предал его доверие. Невольно появились мысли: «Как я мог это допустить? Почему не предусмотрел и не предотвратил?»

А еще Байрон чувствовал боль. Не физическую, нет. Когда болит тело, можно потерпеть и забыть. То, что испытывал кейтар, было намного сильнее, и от этого не избавиться, выпив микстуру или настой. Селия, его милая Селия была главным в жизни. И Байрон не уберег ее по собственной глупости.

Кейтар был так поглощен своими переживаниями, что не сразу понял, что вампир с ним говорит:

— …любовь, семья. Вы умны, кейтары. — Голос Антуана вдруг стал необыкновенно уставшим. — Вы знаете, что на самом деле важно.

Старейший во всем Матэнхейме вампир присел на корточки и посмотрел на Байрона карими глазами, в которых не было ни капли безумия, но застыла невыразимая боль.

— Вы чтите долг, но семья превыше всего. Я был глуп, я думал, что обязательства правителя перед подданными важнее, чем обязательства отца перед сыном. Мой родной Вальмонт… Ведь он клялся, что не виноват, умолял ему поверить. Но я, как и ты, позволил Ламонту себя запутать. Казнил сына как бесчестного предателя.

Он умолк, словно заново переживая те события. Несколько секунд спустя Антуан сел на пол и расстегнул ворот камзола, будто ему нечем было дышать. Хоть вампиры и не дышат, но чувство, что на шее затянута удавка, его не покидало. Антуан столетиями жил с огромным грузом на шее. Сейчас он впервые с кем-то говорил об этом. Раньше сама мысль о таком разговоре могла вызвать у него припадок дикого хохота. Но сегодня Антуан увидел в сердце молодого кейтара то же, что столько лет носил в своем. И понял одну вещь. Душевная боль — это душевная боль. Она не может быть сильнее или слабее в зависимости от того, кого ты потерял. Не может стать острее за давностью лет. И не может ощущаться иначе из-за расы.