Ульяна Каршева - Оберег для огненного мага - 2

И не выдержал.

Беглец завернул мимо дерева на полном ходу. Такой маленький и хрупкий — в сравнении с преследующим его всадником! Лошадь же, огибая угол, образованный громадным деревом и кустами, всаднику пришлось придержать. Расстояние между преследователем и фигуркой на секунды увеличилось.

Машинально, на инстинктах рассчитав скорость мчащейся лошади и бег неизвестного, ни о чём не думая, кроме одного: «Так нельзя!!», Ферди выскочил из кустов и, по ощущениям, рыбкой и одновременно стенобитным тараном метнулся к беглецу, ударил руками в плечи, падая на него и одновременно выбивая с опасной тропы и из-под копыт страшной лошади со страшным всадником.

И вместе с беглецом рухнул на землю — на край оврага, на самый его обрыв, как выяснилось. Ненадёжная кромка оврага надломилась под весом двоих. И Ферди с беглецом сначала съехал, а потом полетел в овраг, вскрикнув от полученного всё-таки напоследок и обжигающего удара плетью по спине.

Прокатившись по всем кочкам, торчащим сучьям; ударившись обо все встречные пеньки, подпрыгнув на всех естественных трамплинах — и инстинктивно же облепив собой беглеца, чтобы защитить его от новой боли (ему больше досталось!), Ферди перевернулся в последний раз, судорожно прижимая к себе неизвестного, и замер. Всем телом на неизвестного тоже машинально старался не наваливаться… Сначала услышал, как затихает потревоженная их падением земля, как перестают катиться сучки, комья земли, шуршать листья, а после паузы он даже расслышал (или показалось?), как начали выпрямляться травы… Потом услышал плеск и журчание. Ручей? Ох, хорошо, что до него не долетели…

И только в наступившей тишине… Нет, трудно назвать восстанавливаемое состояние природы тишиной, когда одна за другой начинают робко и осторожно перекликаться ночные птицы, поначалу испуганные тем шелестящим грохотом, которые произвели два падающих с обрыва тела… В этой естественной ночной тишине леса он услышал, как быстро и прерывисто под ним дышит человек, с которым он грохнулся и который вынужденно прижимался спиной к своему спасителю.

А потом беглец начал быстро и сильно биться под ним.

— Ты… — услышал Ферди яростный шёпот в землю. — Отпусти меня! Быстро!

Совершенно изумлённый Ферди понял, что спасённый пытается лягнуть его, распялив ноги. А когда не получилось, с той же яростью стукнул кулачками по земле, устланной старыми листьями, и чуть не зарычал. Уже ошеломлённый, Ферди вдруг почувствовал в одной из ладоней, которыми до сих пор крепко держал беглеца за живот, что-то выпирающее, упругое и мягкое. И пришёл в ужас: он сжимает грудь незнакомой девушки?!

Беглянка, обозлившись из-за его растерянности, энергично задвигалась уже с пыхтеньем: «Пусти меня! Пусти, кому говорят!»

Ферди суматошно разжал руки, перекатился на спину, быстро натягивая на голову капюшон, содранный в падении.

Неизвестная девушка быстро вскочила на ноги и, не оглядываясь, кинулась куда-то в сторону. Прошуршали кусты, мягкий шаг вскоре растворился в темноте, среди шороха трав и листьев, среди посвиста и перешёптывания ветра в ветвях высоких деревьев…

Ферди полежал, чувствуя, как ноет след от удара на спине… Как болит всё тело от падения, в котором пришлось подставиться под все мыслимые и немыслимые кочки… Со стоном снова повернулся и, даже благодарный, что незнакомка сбежала, со стоном же встал сначала на колени, сразу схватившись за поясницу. Отдышавшись и прочувствовав боль во всём избитом теле, он вдруг снова испугался: а тот всадник? Если он сейчас возьмёт да появится прямо здесь? Но нет. Ферди поднял голову, пытаясь рассмотреть край оврага. Слишком круто — для лошади. Ну… Наверное.

А если объедет и найдёт место для спуска?

Это он, Ферди, здесь чужой… А для местных в этом лесу, наверное, все места известные, до последнего уголочка. Вон как тот всадник мчался — по ночной-то тропе!

Он со вздохом, который тут же пришлось придержать — даже дышать трудно было, встал. Снова прислушался. И понял, что страшно хочется пить. Удивлённый собственным желанием, он посмотрел на ручей и с опаской присел на корточки возле воды. Пить или не пить? Теперь Ферди был озадачен, несмотря на ноющую боль во всём теле. Вроде он читал или слышал, что из ручья воду пить можно. Она чистая. И хочется — после сумасшедшего, как он сейчас понимает, прыжка. Присмотревшись к поблёскивающей лунными бликами, спокойно журчащей воде, он нерешительно зачерпнул её горстью, осторожно отпил — точней попробовал, а потом принялся быстро-быстро собирать эту вкуснейшую воду и пить, пить… Вкусно, очень вкусно! Такая холодная, аж зубы ломит…

Напившись, он снова ощутил своё изломанное, избитое в падении тело — и захохотал, то и дело охая, так как трясся от смеха, заставляя побитое в падении тело болезненно содрогаться.

Компенсация за три года скуки! Пять минут — как сумасшедшая жизнь, сжатая, сокращённая, выжатая из трёх лет невольного заключения! Взлетел, грохнулся и был оставлен без благодарности за спасение!.. Он хохотал, нисколько не боясь, что его услышат. Машинально вытирал о джинсы мокрые ладони и раскачивался, удивляясь самому себе. А потом, когда успокоился, долго сидел у воды, с забытой улыбкой, слушая её ровный, нашёптывающий лепет…

Пора выбираться из оврага. Нужно найти тропу с приметным поворотом. Нужно побыстрей добраться до своих комнат и немедленно обработать порезы и ушибы. И для нормальной-то, здоровой кожи эти травмы тяжелы. А уж для его сгоревшей, плохо восстанавливаемой… Иначе вместо ожидаемых интересных ночей в замке де Виндов и в его окрестностях ему снова придётся коротать время в больнице.

Он отошёл от ручья и задрал голову.

Прячущийся в кустах и деревьях овраг, даже замаскированный и растительностью, и ночным мраком, поражал крутизной. Ферди качнул головой (ничего не поделаешь!), настраиваясь на альпинистский лад. Его время неумолимо истекает. Небесная ночная синь бледнеет — это видно даже сквозь чёрные ветви деревьев. Искать обход — только терять драгоценное время.

Прикинув, какое расстояние он летел с края обрыва, Ферди вздохнул и пожал плечами: зато это единственный путь, который ему известен. И пошёл к овражной стене.

Через полпути подъёма он понял, что вернётся «домой» не только в царапинах и ушибах, но и весь грязный.

«Маменькин сынок!» — невольно ухмыляясь, пробормотал он. И усмехнулся уже другому: а жаль, что мать не видит его именно сейчас, именно на этом месте. Что бы она сказала? Примерно: ага, а говорил — можешь жить самостоятельно?.. Неужели он постоянно будет теперь соразмерять свою жизнь со словами матери?..

Он ухватился за тонкие прутья куста прямо перед носом и почти впихнул носок кроссовка в рыхлую (слава Богу!) землю оврага. Обувь после такого испытания на прочность, возможно, придётся выбросить, что будет очень трудным делом из-за прислуги. Или упаковать в мешок и поставить куда-нибудь в тёмный угол, куда женщинам не забраться? А может, попробовать вымыть, высушить и поставить на место как ни в чём не бывало? И никто не узнает… Он улыбнулся, отводя от лица ветку. Никто не узнает, что сегодняшней ночью он пережил такое приключение!