Иван Суббота - Темный Эвери. Лич - 4

— А мне пора. Ты за мной не ходи, мне надо, чтобы меня никто не видел. Хорошо?

Девочка согласно кивнула. Сказать с набитым ртом она ничего не могла. Да и провожать маленькая Елена меня не смогла бы, судя по тому, как крепко она вцепилась в ручку корзины.

Зря я сделал такую большую корзину. Им и всей оравой ее не утащить. А ведь у этих ребятишек тоже могут быть сестры и братья. Или голодные родители, и малыши захотят с ними поделиться.

— Вот еще вам подарки, — сказал я, и перед каждым из ребятишек появилось небольшое лукошко, наполненное разнообразной едой. Перед Еленой, как старой моей знакомицы, лукошко было самое большое. — Эти маленькие корзинки вы отнесите домой и угостите своих родных.

Детвора моментально расхватала лукошки, а я подхватил большую корзину и потащил ее в каморку Елены, может ее братик Вил тоже успеет перекусить. Ого! Да эта корзина потяжелее будет, чем Елена, не эта маленькая, а большая, которую я вчера отнес на руках в Храм в Виты в Чертогах Жизни. Как там она? Помогли ли ей целительницы из фракции Жизни?

Выйдя из лачуги, я сразу же открыл портал и переместился в Чертоги Жизни. Смеркалось, но час или даже два вполне еще можно провести в этом мире, почитать интересную и полезную книгу. Оглядевшись по сторонам и не заметив никакой опасности — храмовая стража опять вернулась ко входу в Храм, да и неподалеку на улице я заметил городской патруль — я опять уселся на ту же скамейку, что и раньше. Ни Бони, ни Клайда поблизости не было. Это я узнал при помощи "Дальнозоркости", замечательного умения моего питомца.

Догадываюсь я, где сейчас Бони. В Верхнем Вавилоне она. Выискивает место, где я возрождаюсь после смерти. Ну — ну. Найти в Трущобах мою лачугу среди тысяч таких же — нереально. Это я со всей уверенностью могу заявить. Пусть ищет сколько угодно, только зря время потеряет. Но, не смотря на это, с Бони надо что‑то делать. Мне такой подарочек на хвосте не нужен. С Бони, постоянно идущей за мной по пятам, ни о каком нормальном каче и речи идти не может. Надо от нее избавляться.

И я уже знал, как это сделаю.

Я раскрыл книгу Бартоломео Рича и уткнулся в нее.

— Давно ждешь?

Я поднял голову. Хотел вскочить, но Елена, слегка коснувшись моего плеча, заставила меня опуститься обратно. А сама присела рядом. Вместо привычного для меня кожаного жилета на ней сейчас была одета куртка из темной коричневой замши, капюшон которой плотно обтягивал ее голову, закрывая даже лоб до самых бровей. Ниже глаз лицо закрывала плотная вуаль. Широкий кожаный пояс обтягивал узкую талию, вместо привычных кожаных штанов девушка была одета в облегающие шелковые лосины, коричневые, но чуть светлее куртки. Довершали картину полусапожки из мягкой кожи. Вся ее одежда была плотно подогнана под талию.

Я с удовольствием оглядел ее стройную и привлекательную фигурку. Новым своим прикидом она напоминала японских ниндзя.

— Глаза, как я вижу, они тебе восстановили, — произнес я.

Один глаз. Второй светился ярким бельмом на фоне закрывающих лицо темных вуали и капюшона. Но акцентировать внимание на этом я не хотел. Мысли мои сконцентрировались на другом. Вуаль!

Зачем ей вуаль? Если жизнючки смогли восстановить глаз, то тем более они должны были восстановить все остальное. Ведь глаза, это самое сложное! Простую кожу куда легче излечить, чем глаза. Зачем тогда вуаль?

Спросить про это я боялся.

Елена, словно почувствовала мой немой вопрос, подняла руку и отцепила один край вуали. Ткань мягко опала, повиснув с одной стороны ее головы.

Я сглотнул. В горле резко пересохло.

Никаких денег Храм Виты от меня больше не дождется!

Это была первая мысль, промелькнувшая у меня в голове.

Деньги? Какие, к чертям собачьим, деньги! О чем я думаю? О каких деньгах тут еще можно думать!

Как там говорила ведьма Ллета? Красавица и чудовище? Сейчас больше подойдет фраза "красавец и чудовище". Красавец — это я. Кто чудовище, думаю, и так понятно. На фоне Елены я, лич, реально мог претендовать на звание красавца. Все ее лицо ниже глаз было обезображено уродливыми шрамами.

Девушка, пристально глядевшая мне в глаза, криво усмехнулась. Почему‑то вдруг некстати вспомнились слова Высоцкого — "а у смерти красивый оскал и здоровые крепкие зубы". Хотя почему некстати? Зубы у Елены красивые — ровные и изумительно белые. Губ у нее с одной стороны по — прежнему не было.

— Прости, — прошептали мои губы.

Она опять насмешливо усмехнулась, пожала плечами и неторопливо, спокойным и плавным движением вернула вуаль на место. Отвернулась от меня, передернула плечами, словно от озноба, наклонилась ко мне и, уперев локти в колени, произнесла ровным безжизненным голосом:

— Они меня уже давно отпустили. Я стояла там, за дверями храм, и смотрела на тебя. Смотрела, как ты читаешь. И боялась выйти.

Она выпрямилась, поправила вуаль и сказала:

— Теперь ты меня бросишь.

Спокойно так сказала. Словно констатировала факт. Словно озвучила банальную данность, давно всем известную и никем не подвергаемую сомнению.

— Теперь я тебя не брошу, — мой голос тоже был спокойным, и я тоже озвучил вполне всем понятную и даже очевидную истину. — У нас с тобой столько дел осталось недоделанными.

Я похлопал ладонью по скамейке рядом с собой, и, когда Елена присела, начал перечислять:

— Задание Верховного жреца землепоклонников, это раз! Задание Ллеты…

— Ты его не сдал? — легкое удивление промелькнуло в ее вопросе.

— Нет, конечно! Мы вместе его начали, вместе мы его и закончим, — как само собой разумеющееся сказал я.

— Придется заново проходить ущелье, — возразила она.

— Пустяки! Пройдем, — уверенно ответил я.

— А кадавр?

— А кадавра я издали расстреляю.

Елена покачала головой.

— А я тебе зачем? Все это ты можешь сделать и без меня.

— А Древо Жизни тоже спасать без тебя?

Она некоторое время молчала.

— Нет. Это я должна видеть. Если я не буду знать, что Древо Жизни в безопасности, я не смогу спокойно спать. Древо Жизни мы будем спасать вместе.

— Ну, тогда и все остальное мы будем делать вместе.

— Что — все остальное?

— Все!

— Что все? — повторила она свой вопрос. — Древо Жизни, задание Ллеты, а еще что?

— А еще, твое лицо, — спокойно, даже равнодушно, как будто дело шло о чем‑то заурядном, ответил я. — Не знаю, как и где, но мы вернем тебе твою красоту.

— Спасибо, — голос девушки дрогнул.

— За что? — пожал плечами я. — Я пока еще ничего не сделал. Вот когда сделаю, тогда и будешь благодарить.

— Ты впервые за все время назвал меня красивой, — в голосе девушки слышалась горькая ирония.

Я с тревогой посмотрел на нее. Надеюсь, она не восприняла мои слова, как насмешку? Я наклонился к ней и приблизил свое лицо к ее лицу так, что мои глаза оказались буквально в нескольких сантиметрах от ее глаз. Сказал: