Лорд Дансени - Чудесное окно

Полицейский прогонял старика в восточной одежде. Именно это, да еще сверток, который тот нес под мышкой, привлекло внимание мистера Слэддена, добывавшего себе хлеб службой в торговом доме господ Мерджина и Чейтера.

У мистера Слэддена была репутация человека, мало подходящего для коммерческой деятельности. Дыхание романтики – легкое ее дуновение – побуждало его, вместо того чтобы обслуживать покупателей, устремлять взор вдаль, будто стены магазина были не толще паутины, а сам Лондон – пустым мифом.

Замусоленная бумага, прикрывавшая сверток, была испещрена вязью арабских букв; этого оказалось достаточно, чтобы пробудить в мистере Слэддене романтический порыв, и он следовал за стариком, пока небольшая кучка зевак, окружавшая чужеземца, не рассеялась. Старик остановился на краю тротуара, развернул свою ношу и собрался продавать ее. Ноша оказалась маленьким окном в старинной раме, с мелкими стеклами в свинцовом переплете. Ширина его была немного больше фута, а высота – чуть меньше двух футов. Мистеру Слэддену никогда раньше не приходилось видеть, чтобы на улице торговали окнами, поэтому он решил узнать цену.

– Все, чем владеешь, – ответил старше.

– Откуда оно у вас? – спросил мистер Слэдден, разглядывая удивительное окно.

– Я отдал за него все, чем владел, на улицах Багдада.

– А многим ли вы владели? – поинтересовался мистер Слэдден.

– У меня было все, что я хотел, – ответил чужестранец, – кроме этого окна.

– Должно быть, замечательное окно, – сказал мистер Слэдден.

– Оно волшебное, – произнес старик.

– У меня с собой всего десять шиллингов, а дома еще пятнадцать шиллингов и шестипенсовик.

Старик задумался.

– В таком случае, оно стоит двадцать пять шиллингов и шесть пенсов, – решил он.

Когда сделка уже состоялась, десять шиллингов были заплачены, а удивительный старик шел рядом с мистером Слэдденом, чтобы забрать остальные пятнадцать шиллингов и шесть пенсов и водворить волшебное окно в его жилище, у молодого человека мелькнула мысль, что покупка ему не нужна. Но они уже стояли у дверей дома, где он снимал комнату, и объясняться было поздно.

Чужестранец потребовал оставить его одного, чтобы приладить окно, и мистер Слэдден ждал за дверью на площадке скрипучей лестницы. Стука молотка он не слышал.

Вскоре длиннобородый старик в желтой одежде, со взглядом, перед которым, казалось, проплывали пейзажи дальних стран, появился на пороге комнаты и сказал: «Все готово». Они расстались. И мистер Слэдден, никогда не узнал, остался ли старик ярким пятном, живым анахронизмом на улицах Лондона или возвратился в Багдад, не узнал, в чьи смуглые руки перекочевали его двадцать пять шиллингов и шестипенсовик.

Мистер Слэдден вошел в скудно обставленную комнату, в которой он спал и проводил все время между закрытием торгового дома господ Мерджина и Чейтера и началом своей работы. Молодой человек снял и аккуратно сложил изящный сюртук, удивительно не подходивший к жалкой обстановке. Окно, купленное у старика, располагалось на стене довольно высоко. Прежде на этой стене не было ни окна, ни какого-нибудь украшения, только небольшой висячий шкафчик, где хранились чайные принадлежности. Теперь все они стояли на столе. Когда мистер Слэдден подошел взглянуть в новоприобретенное окно, была та пора летнего вечера, когда бабочки складывают крылышки, а летучая мышь еще не вылетает из своего жилища, но в Лондоне время отсчитывается по-другому: в этот час там уже закрыты магазины, но уличные фонари еще не горят.

Мистер Слэдден протер глаза, затем протер окно, но, несмотря на это, продолжал видеть сияющее синее небо и вдалеке, так, что оттуда не доносилось ни звука и не было видно дыма из труб, средневековый город, обведенный крепостной стеной с башнями, темно-коричневые крыши и вымощенные булыжником улицы; сразу же за белой каменной стеной с контрфорсами начинались зеленые поля, пересеченные лентами речек. На башнях стояли, развалясь, лучники, а вдоль стены – стражники с пиками, иногда по узкий улочкам проезжала повозка и, задержавшись у ворот, выбиралась за городские стены, иногда в город въезжала карета, окутанная туманом, спустившимся на поля вместе с сумерками. Из решетчатых окошек высовывались головы, странствующие трубадуры распевает под ажурными балконами. Никто никуда не торопился, никого не одолевали заботы. Мистеру Слэддену бросилась в глаза одна подробность, которая, как он счел, сможет пролить свет на эту тайну: на головокружительной высоте, выше церковного шпиля, на каждой башне над головами праздных лучников развевался флаг: маленькие золотые драконы на ослепительно белом фоне.

Из другого окна до него доносился шум моторов и долетали крики мальчишек-газетчиков.

С этих пор мистер Слэдден стал двигаться по заведению господ Мерджина и Чейтера с видом еще более отсутствующим, чем обычно. Но в некоторых отношениях он проявлял и мудрость, и расторопность: он произвел длительное и скрупулезное исследование, выясняя, кому может принадлежать белый флаг с золотыми драконами. Он никому не рассказывал о своем чудесном окне. Он изучил королевские флаги всей Европы, попытался заняться историей, обошел все учреждения, специализирующиеся на геральдике, но нигде ему не удалось обнаружить я следа золотых драконов на серебряном поле. А когда мистеру Слэддену стало казаться, что золотые драконы реют в воздухе лишь для него, он ощутил любовь к ним, похожую на ту, что чувствует в пустыне изгнанник, вспоминая о цветах, растущих у порога дома, или испытывает больной, видя прилет ласточек и догадываясь, что вряд ли доживет до следующей весны.

Как только господа Мерджин и Чейтер закрывались, мистер Стедден торопился в свою комнату с голыми стенами и не отрывал взгляда от чудесного окна, пока в городе не темнело, и страж не обходил крепостную стену с фонарем в руке, и не наступала бархатная, полная удивительных звезд ночь. Он пробовал найти разгадку и в очертаниях созвездий, но они не походили ни на одно из тех, что светят над обоими полушариями.

Проснувшись, он каждый раз прежде всего шел к окну, за которым город, уменьшенный расстоянием, сиял в утреннем свете, а золотые драконы плясали в солнечных лучах н лучники потягивались и размахивали руками на открытых ветрам башнях. Окно не открывалось, и он никогда не слышал ни песен трубадуров, ни даже колоколов, хотя видел, как срываются с гнезд и мечутся по небу испуганные звоном галки. Первым делом он обводил взглядом все далекие башни, чтобы вновь увидеть золотых драконов на белых флагах. И, убедившись, что они гордо развеваются – золотые на белом, отчетливо видные на изумительно глубокой синеве неба, – он, довольный, одевался и, бросив последний взгляд в окно, уходил на работу, не переставая думать о чудесном городе.