Виталий Каплан - Тайна аптекаря и его кота

— Сношений с разведкой Нориланги не имею, — сухо ответил господин.

— Ой ли? — допросчик воздел перо к потолку. — А разве не лечили вы три месяца назад высокородного господина Бизаурини-тмау?

— Лечил, — недоумённо ответил господин, — и что с того? Кто ко мне обращается, того и лечу.

— Да будет вам известно, — важно сообщил допросчик, — что высокородный господин Бизаурини-тмау уже месяц как изобличён в сотрудничестве с норилангской военной разведкой, и назвал ваше имя в числе прочих своих сподвижников.

— Полагаю, — медленно проговорил господин, — что когда рука или нога зажата в тиски, или раскалённый стальной прут касается тела, то человек что угодно скажет и какие угодно имена назовёт, лишь бы его от муки избавили.

— Или напротив, только страх муки вынудит упирающегося злодея сказать правду, — возразил допросчик. — Ладно, об этом мы ещё поговорим подробно. А пока что расскажите о своём сотрудничестве с преступным сообществом, именующемся Праведный Надзор.

Вот тут у меня в животе и похолодело. Я вроде как совладал со своим лицом, но какой ценой мне это далось! Хотелось, конечно, верить, что и это такая же пугалка, как и предыдущие, но верилось с трудом.

— Понятия не имел до сего мига, что подобное сообщество существует и ныне, — строгим голосом сказал господин. — Разумеется, я, как и любой человек, знаю, что до Одержания действовал при Добром Братстве Праведный Надзор, имеющий целью карать вероотступников и бесопоклонников. Новый Порядок, однако же, пресёк деятельность сего органа, а наиболее одиозные его служители оказались под державным судом и были частью казнены, частью же приговорены к работам на рудниках. После сего Праведный Надзор прекратил своё существование и остался лишь в области воспоминаний о тёмном прошлом.

— Ну что вы, господин Алаглани, дурачка из себя строите? — укоризненно покачал головой допросчик. — Уж вам ли не знать, что Праведный Надзор всего лишь сменил свой статус? И вот сему непреложное доказательство!

Он сунул руку во внутренний карман камзола и выложил на стол мою штучку! Две соединённых трубки, чёрная и белая, два зубчатых колеса. А ведь мог я догадаться! Срезав с меня чехольчик, не в канаву же его выкинули! И как теперь выкручиваться?

— Знаком ли вам сей предмет? — строго сказал допросчик. — Хотя не трудитесь лгать, разумеется, знаком. Называется он сиробикан и представляет собой сдвоенную духовую трубку, стреляющую отравленными колючками. Оружие сие используется лазутчиками Праведного Надзора и более никем, ибо тайну мгновенно действующего яда Надзор хранит как зеницу ока. И поныне никому не удалось разнюхать секрет, ни нашим людям, ни Особому Сыску в Нориланге. Так вот, почтенный господин Алаглани, сей предмет был обнаружен у вашего слуги, отрока Гилара. Который, стоит заметить, оказал столь решительное сопротивление при первой попытке вашего ареста. Ну и как вы это объясните?

Господин тяжело вздохнул.

— Видите ли, — сообщил он, — я действительно готовил из Гилара себе телохранителя. Потому что имел основания опасаться за свою жизнь. Каким-то образом в среду ночных разбойников проникли слухи — сразу скажу, ложные слухи! — о моём необычайном богатстве. Было уже несколько попыток взлома. Каюсь, я не стал сообщать в городскую Стражу, думал, что скандал мне ни к чему, а справиться тут можно и собственными силами. Потому я принял некоторые меры безопасности, и, в частности, решил воспитать из Гилара телохранителя. Имея военное прошлое, я стал обучать его сабельному и ручному бою, стрельбе из лука и арбалета. Но поскольку Гилар всё-таки ещё мальчик и слишком слаб, чтобы на равных сражаться со взрослым противником, я решил вооружить его и более… гм… неожиданными предметами. К примеру, теми мешочками со смесью воздействующих на восприятие веществ… а также и этим, как вы совершенно правильно заметили, сиробиканом. Сиробикан же сей получил я шесть лет назад в качестве платы за мои лекарские услуги. Пришёл ко мне сильно израненный человек, судя по манере речи, добрый брат. Я долго выхаживал его, не надеясь на достойную мзду, а исключительно из человеколюбивых соображений. Но пациент мой, уходя исцелённым, всё же расплатился со мной, подарив эту вещь и объяснив, как ею пользоваться. Так что если чем я и провинился перед законом, то лишь тем, что не сдал этот сиробикан куда следует. Впрочем, на основании какого именно закона я должен был это сделать?

Ай-да господин! — возликовал я. Надо же, сам сообразил, что следует отвечать и про мешочки, и про штучку. И как складно придумал! Поди найди сейчас этого израненного брата, и кто вообще шесть лет назад его видел? Из слуг нынешних тогда только Тангиль был, да поди найди самого Тангиля…

— А ты, отрок Гилар, что скажешь? — усмехнулся допросчик. — Правду ли говорит господин твой?

— Истинную правду! — заверил я. — Дал он мне штучку эту и показал, как дуть в неё. Но, сказал, только на самый крайний случай, а без особой нужды ни-ни!

— А почему одна трубка белая, а другая чёрная? — поинтересовался допросчик.

— О том не ведаю, господин мой! — сказал я. — Мне велено было в белую дуть, а в чёрную ни в коем разе!

— И что, приходилось дуть в белую? — вкрадчиво спросил допросчик.

— Нет, господин, ни разу такого не случалось! Никто при мне на господина аптекаря не нападал, только тогда, ну когда они… ну то есть эти… в смысле, ваши… когда в кабинет ломанулись. Но я и то штучку не достал, а только мешочки. Мешочки, господин мне сказал, для человеа-то и вовсе безвредные. Оклемается и здоров будет.

— Что ж, Гилар, — грустно вздохнул допросчик. — Вижу я, что не хочешь ты мне правду говорить. Посему сейчас отведут тебя в одно место, и после ты, надеюсь, сговорчивее станешь.

Тут же главная дверь отворилась, в горницу вошли двое стражников. Молча отвязали меня от стены, взяли с обеих сторон за руки и повели по коридору. Дошли мы до лестницы, спустились этажом ниже, туда, где баня была, потом ещё ниже, видать, в самый глубокий подвал. Там такой же коридор, такие же факелы трещат. Завели меня в комнату с железной дверью, встали за спиной. А в комнате обнаружился толстый и лысый дядька в кожаном фартуке. Немолодой уж, лет пятидесяти. Дядька, ясен пень, а не фартук.

Ну, посмотреть там было на что. Всё как в допросной и положено. И дыба имелась, и лесенка для растягивания, и малиновыми углями пламенеющая жаровня, и ручные винты, и ножные. Клещи опять же разных размеров на столе разложены — любуйся, мол, оцени красоту!

Молчал лысый дядька, ждал, когда насмотрюсь вдоволь. Потом сказал:

— Что ж ты, отрок, такой упрямый-то? Здесь, милый мой, упрямиться не след, здесь у нас надо сразу правду говорить. А чтоб лучше осознал — спусти-ка портки да на лавку ложись.