Виталий Каплан - Тайна аптекаря и его кота

А меж тем, болтая, прошли мы уже Сотскую, и взяв чуть левее, вышли на Болотную, от которой, если никуда не сворачивать, после восточных ворот начинается большая восточная дорога. Но нам не надо было к воротам, нам надо было между складами и вторым погостом. Места не больно-то приятные. Во-первых, грязища непролазная. Это ведь только в тот день солнышко нас порадовало, а до того всё дожди лили, и развезло знатно. Как вернёмся, штаны сразу в корыте застирать надо будет. Самому. Хасинайи-то больше нет.

Вспомнил я про Хасинайи, и точно облаком для меня затянуло солнце, хотя небо-то как раз чистое было, и старалось оттуда солнышко, не жаркое уже по осеннему делу, но всё такое же яркое. Но я шёл как в тени, и вспоминалось мне то одно, то другое. То жирная харя купца этого, Баихарая, то полугрош, что кинул он тогда мне, то синие пятна на лице Хасинайи, то чёрная щель могилы, вырытой в саду. И такая лютая тоска меня взяла, что хоть в голос вой. А нельзя в голос. Работаю ведь, и нужно весёлым да недалёким парнишкой быть, аптекарским слугой.

— А твой господин и впрямь добрый? — вклинился в мои мрачные мысли Баалару. — Мясо в каше ладно, а в остальном как?

— А что в остальном? — сделал я вид, что не понял. — Жалованье платит, работой сверх меры не нагружает. Чего ещё надо?

— Он строг с вами, слугами? Кстати, я заметил, что взрослых слуг он не держит, только мальчишки. Отчего так?

Хоть и лежала у меня на душе тень, а всё же в мыслях я улыбнулся. Вспомнился мне первый свой день в аптекарском доме, как я Алая обо всём выспрашивал.

— Почему мальчишки, говоришь? Да потому что господин мой не мельник, не кузнец, не сельский владетель. Работа аптекарская такова, что взрослой силы не надобно, а мальчишке и платить можно меньше, и жрёт он тоже не как взрослый мужик. Ну а если где по хозяйству и потребуется сила, на то у нас Тангиль есть, ему хоть и нет ещё восемнадцати, а здоровый он как бык! Бричку на вытянутых руках поднять может, понял?

Баалару кивнул.

— А у нас дома много слуг. И дети есть, и взрослые, и совсем уже старенькие тоже есть. Раньше они холопами были, но как Новый Порядок установился, папа им сразу вольные написал и выделил земельные наделы. Из человеколюбивых соображений. Только большинство из них уходить не захотело, осталось при доме. И папа говорит, что вообще-то это в убыток. Не нужно в домашнем хозяйстве столько слуг, да и жалованье им платить приходится. Но не выгонять же, это было бы бесчестно…

А всё же не до конца мне доверяет графёныш. «Из человеколюбивых соображений». Правда, да не вся. Про то, что старый граф своих людей от государственной кабалы спасал, про то Баалару не обмолвился. Ну и ладно, не будем, как сказал бы брат Аланар, заострять.

— А твой отец, он со слугами как? Строг? — задал я очевидный вопрос. — Если что, дерёт?

Вот тут юный граф обиделся по-настоящему. Чуть в ухо не двинул.

— Не смей так думать про моего отца! — закричал он. — Ты что, думаешь, что раз граф, значит, зверь?

Хорошо ещё, пустырём мы шли, и громкий его голос никому не был слышен.

— Да я так, просто спросил, — сделал я вид, что смутился. — Спросить-то можно? Только не ори больше, ладно? А то сейчас все сбегутся тебя послушать.

— Отец никогда не поднимал руки на слуг! — свистящим шёпотом заявил Баалару. — Он всегда говорил, что это низко и подло — бить беззащитного!

Да, братья, знаю, бывают такие высокородные, которым слугу поучить невместно. Слишком много у них в мозгу благородства. Только мозг — он ведь не безразмерный, и избыток благородства подчас оборачивается недостатком ума. Ведь если слуг не держать в строгости, они ж всё развалят и разворуют!

— Что, вообще никак и ни за что не наказывает? — присвистнул я. — Это ж никакого порядку не будет.

— Ты не понимаешь, — вздохнул Баалару. — Есть у нас порядок, но не потому, что боятся они, а потому что огорчить не хотят. Не по страху потому что, а по любви и уважению.

Подумал я тут, что наверняка не обо всём графёныш знает, что жалеют его по малолетству и не все домашние обстоятельства открывают, но спорить не стал.

— А у твоего господина иначе? — помолчав, спросил он в свой черёд. — Он-то вас как, наказывает?

Ну, не про телегу же мне было ему рассказывать! А если просто о телеге умолчать, то получится у нас, как в дому Диурамиля Хидарай-тмаа. Но господин Алаглани не благородных кровей, и выйдет явная неувязка.

— Господин Алаглани добрый и справедливый, — сообщил я. — Но порядок строго блюдёт, да и сам посуди, как же без порядку в таком важном деле, как аптекарское. Если нас в кулаке не держать, то лениться станем и со снадобьями чего-нибудь напутаем, а через то невинному человеку смерть может приключиться. И потому ежели кто из нас провинится сильно, то господин его прутом учит. И правильно, это знаешь как ум прочищает! Вот недавно я смесь целебную составлял, да всё напутал, из-за меня больному вовремя лекарство не приспело. И господин меня так отодрал, что неделю садиться не мог. Зато теперь уж со всем тщанием работаю!

Ну, приукрасил малость, зато вышло жизненно. Если даже допустить, что графёныш кому-нибудь перескажет наш разговор, то ни малейших странностей в поведении главного столичного аптекаря не будет. Аптекарь как аптекарь.

Баалару надолго задумался. А и впрямь, ну что тут возразишь?

— Ну, может, для господина простого происхождения это и разумно, — изрёк он наконец. — Но что позволено аптекарю, то недопустимо для аристократа.

— Очень я, смотрю, вы нежные, высокородные господа, — сплюнул я под ноги. — Тебя, небось, дома и не секли ни разу. Если в чём накосячишь, то с тобой умные разговоры ведут…

Забавно было видеть, как он сдулся.

— Ну… это же совсем другое. Когда отец сына розгой учит, это одно, это и в Посланиях завещано. Так это же сына… а для твоего господина ты просто слуга.

И тут уже я замолчал, потому что… Видите, как оно непросто всё? Даже кто я для него, и то непросто, а уж кто он для меня? С одной стороны если глянуть, то господин, коему я нанялся служить. С другой — сами понимаете. Работа есть работа. С третьей — очень возможно, что зло, долженствующее быть истреблённым с лица земли. А вот если с четвёртой посмотреть… Но смотреть с четвёртой будем не сейчас, дойдёт ещё речь до четвёртой стороны.

А меж тем прошли мы пустырь и оказались на Первой Медниковской. Да, братья, той самой, где не так давно я по господскому поведению лично в руки передал письмо. Только с другой стороны вышли, с дальней, где когда-то слобода медников была, а ныне длиннющие сараи казённых складов. Собаки там за забором злющие, и лай подняли, будто мы с Баалару к ним за тухлой рыбой лезть вздумали. А мы не вздумали, мы порядочные мальчики, ученики… да хотя бы стекольщика. Стекольщика — потому что ихняя слобода на другом конце города, а значит, надёжнее. А коли кто спросит, коим ветром нас в этакую даль занесло, то уж найду чем отбрехаться.