Робин Хобб - Своевольная принцесса и Пегий Принц

И с самого начала Чарджер унаследовал от отца способность к языку зверей. В те дни люди не стыдились обладания этой магией, потому что о деградации, к которой она могла привести, знали немного. Так что Уитом пользовались открыто, многие зарабатывали на жизнь при его помощи, например, становились охотниками, врачевателями животных, пастухами и прочее. А у Пегого Принца этой магии было в избытке. Может, люди чурались его из-за пятен, покрывавших лицо и тело, но только не звери. Они стремились к нему, как пчелы на нектар. Птицы влетали в окно, чтобы присесть на бортике его колыбели. Это истинная правда, я сама видела. Ни одна комнатная собачка не могла усидеть рядом с хозяевами, бросалась к ногам мальчика и увязывалась следом. Кошки бродили за ним по пятам. Когда он подрос, не было в конюшне лошади, на которой он не мог бы ездить. Все это не казалось ему чем-то странным.

Он был образован, как подобает принцу, так как король самолично проследил за этим, выбирая ему наставников, учителей языков, которые сами на них разговаривали с детства, проверенных менестрелей, которые преподавали бы правдивую историю. Чарджер всегда оставался способным и любознательным учеником. Мой Редбёрд учился с неохотой, но я настояла, с хлыстом в руках, чтобы он посещал все уроки принца, как свои собственные. Так что выучился и он.

У Чарджера не было друзей благородного происхождения — ровесников или постарше. Вместо этого он обзаводился друзьями, вслед за моим Редбёрдом, среди простонародья в замке: мальчишек-псарей, поварят с кухни, садовников и прочих. Редбёрд всюду был рядом с ним, по-собачьи преданный, нередко они засыпали у очага, опираясь друг на друга. Люди качали головами, ибо не подобало принцу, пусть и пятнистому бастарду, опускаться до такой дружбы.

В должное время Чарджер прошел проверку на Скилл, и обнаружилось, что законной магии Видящих в нем немного. С огромным усилием Скиллмастер сумел дотянуться до его разума, а Чарджер оказался абсолютно не способен поделиться какой-либо своей мыслью с членами Королевского Круга. После стали говорить, что одно это было признаком низкого рождения, а кто-то делал вывод, что низкая звериная магия заглушала магию Видящих в нем. Но наверняка, конечно, никто сказать не мог, поэтому ни один приличный менестрель не станет утверждать истинность этих домыслов. Я бы сказала, у матери его тоже не было особой склонности к магии, и всем известно, что далеко не в каждом поколении проявляется этот дар, не говоря уж о том, что у разных потомков королевской крови она может проявляться с разной силой.

Король Вирайл славно правил, и Пегий Принц рос, как все мальчики, будто бобовый стебель, так что не успели оглянуться, как он уже был ростом с деда. К тому времени у моего хрупкого Рэдбёрда обнаружился недурной голос и сильные легкие. Он очень походил на отца, с медными волосами и ореховыми глазами, вот и голос тоже унаследовал. Не раз я слышала, как народ болтает, мол, у такой мосластой коровы, как я, — да такой изящный приплод. Он обещал на всю жизнь остаться невысоким и стройным, словно мальчик, но у него был жизнерадостный нрав, да и в письме и счете он был молодцом. Насколько принц был смел, настолько он был осторожен, зная, что не сможет так же ловко карабкаться, драться или бегать, как его сверстники; но при всем при этом он был до глубины души предан принцу, и тот, со своей стороны, присматривал за ним, как за младшим братцем, с любовью и снисхождением к его слабостям. Я даже осмеливалась помечтать о большом будущем для своего сына, правда, правда, помалкивала — пусть он ищет свой путь.

Когда менестрели замка предложили Редбёрду вступить в их гильдию, он стал упрашивать меня дать разрешение. Сердце мое сжалось, но я улыбнулась и позволила ему. Я сказала себе, что дать ему право на собственный выбор в жизни — это правильно. И далеко он от меня не ушел, потому что его отец, Коппер Сонгсмит, вернулся в замок. Хотя он так и не признал Редбёрда сыном, он с удовольствием взял его в ученики. Так что мы с ним часто виделись, даже если он покидал Баккип и жил в Зале Гильдии с другими учениками. Редбёрд выбрал стезю того, кто ведет записи и свидетельствует истинность соглашений. Ему нужно было выучить много родословных, запомнить всю древнюю историю, но, похоже, это ему было в удовольствие. Порой я вспоминала дни, когда только хлыст мог усадить его на место и заставить слушать, и поражалась, куда подевалось то рассеянное дитя.

Так что теперь все мое время уходило на принца, которому, правда, моя опека требовалась все меньше и меньше. Я задумывалась, что станет со мной, когда я стану не нужна, ведь по стопам матери я не пошла и кормилицей не стала. Редбёрд был моим единственным ребенком, и вряд ли будут другие, ради которых вернулось бы молоко. Моя связь с Каушен и ее бастардом наложила на меня во многих смыслах свой отпечаток. Единственными моими душевными друзьями были дети, по большей части из простолюдинов, товарищи по играм принца и моего сына. Родители не запрещали им заглядывать к нам в покои, чтобы послушать истории или поиграть. А когда они подросли, несмотря на неодобрение родителей, все еще относились ко мне хорошо. Но молодому человеку навечно нянька не нужна.

Когда пришла пора принцу иметь собственные апартаменты, я не стала давить на жалость. Но все же он меня пожалел. Он самолично пошел к королю и просил за мою долгую службу выделить мне комнату на этаже слуг и небольшое содержание. Король дал согласие. Интересно, вспомнил ли он также про мою долгую службу при его дочери, и зачлось ли мне это на пользу или наоборот. Но вопросы мне было задавать не по ранжиру, я просто была благодарна за то, что получила. К тому же благодаря этому я могла зарабатывать немного денег и расположения, присматривая за отпрысками занятых слуг, которым не хотелось покидать выгодную работу ради забот о детях. Так что я осталась в замке, и как минимум трижды в неделю принц Чарджер заходил навещать меня, часто вместе с моим собственным сыном, так как, несмотря на разницу в положениях, они все еще оставались близкими друзьями.

Принц был тринадцатилетним юношей, когда Король Вирайл призвал его к обязанностям пажа. Он честно завоевал расположение деда, прилежанием в учебе и уважительным отношением. По собственному решению мальчик стал посещать зал суда и изучать работу своего деда. Король приглашал его и сажал по левую руку от себя на застольях и приемах благородных гостей. Пегий Принц показал себя как хорошо воспитанный юноша, образованный в речах, пении и танцах. Участвуя в состязаниях Спрингфеста, он проявил себя достойно, если не превосходно. Он все еще был немногословен и скромно одет, но начал привлекать сыновей низшего дворянства, которым было наплевать на его происхождение и пятна на лице. И все же из числа сыновей благородных герцогов и их высшего дворянства немногие изволили удостоить его внимания. По большей части они уже отдали свою дружбу и преданность Канни Видящему, сыну Стратеджи Видящего, Герцога Бака. Эти блистательные и горделивые молодые люди в своем кругу называли себя Двором Канни. Что дало начало злой шутке: они прозвали Пегого Принца и его окружение Пестрым Двором, как за разную степень чистоты кровей, так и за пятнистую окраску Чарджера. А среди его последователей был и мой родной Редбёрд, как всегда верный и говорящий принцу только правду.