Пьер Певель - Рыцарь

Поколебавшись, Лорн произнес слова, удивившие его самого:

— Есть хочешь?

Дариль был одним из тех тощих подростков, которые всегда голодны.

— Ну, я…

Лорн сделал пригласительный жест. Дариль не заставил себя упрашивать. Он тотчас уселся на скамью верхом и вытащил из кармана складной нож. Глаза его благодарно заблестели, и он с жадностью набросился на еду. Подросток ел с таким аппетитом, что даже не мог говорить, и только время от времени счастливо улыбался. Лорн тоже не смог сдержать улыбку.

Насытившись, Дариль вытер нож о штанину, убрал его в карман и встал.

— Спасибо, господин. Я, наверно, пойду.

Видя, что Лорн молча смотрит на него, доедая сыр, он добавил:

— Господин Сибеллюс сказал, что вы сами вернете документы.

— Да, мы так договорились.

— Э-э, если пожелаете, я могу вернуться за ними…

Лорн с удивлением посмотрел на подростка и улыбнулся:

— Спокойной ночи, Дариль.

— Спокойной ночи, господин.

Дариль неохотно направился к двери и остановился на пороге башни.

— Господин?

— Что? — спросил Лорн, напоминая себе, что философы называли терпение великой добродетелью.

— На вашем месте я бы не очень доверял этим балкам.

Лорн поднял взгляд к потолку.

— Понимаете, мне кажется, — продолжил подросток, — что они могут рухнуть вам на голову, хорошо, если не убьют насмерть… Простите за дерзость, господин.

— А по-моему, все не так плохо.

— Главная балка покосилась. А вон те, справа, висят просто на соплях. Можно, конечно, усилить их, но проще было бы снести все.

Лорн поднял брови:

— Так ты в этом разбираешься?

— Немного. Мой отец — плотник. Он хотел обучить меня своему ремеслу. Кажется, у меня верный глаз, но… Благодаря двоюродному брату мне нашли место в архиве. Там, конечно, скучно, но лучше, чем в плотницкой.

— И чем тебе так не нравится профессия плотника?

— Занозами, — ответил подросток, не колеблясь.

Лорн посмотрел на Дариля, затем на балки, затем снова на Дариля.

Он улыбнулся.

Шли дни, а Лорн все продолжал работать в полуразваленной башне. Он трудился до седьмого пота, не отступаясь и не сдаваясь. Он знал, что за ним наблюдают и что разговоры о нем множатся. Впрочем, Лорн старался делать вид, что это не тревожит его, и хотя он почти ни с кем не разговаривал, ничего никому не объяснял и давал повод для любых догадок, он охотно показывался людям на глаза. Лорн с удовлетворением замечал любопытные лица, прильнувшие к окнам соседних домов, и держал открытой невысокую дверь, которую вышиб в день своего прибытия. Он бы с радостью опустил подъемный мост, однако механизм проржавел и был весь в грязи. В любом случае новость о том, что в Черной башне кто-то поселился и что этот кто-то не жалеет сил, приводя ее в порядок, незамедлительно распространилась по кварталу Красных Мостовых и за его пределами. Лорн считал, что вскоре об этом станет известно всему городу, и ни секунды не сомневался, что во дворце уже давно знают о его трудах.

Как-то вечером Лорн отправился на постоялый двор, где покупал себе еду. Однако вместо того, чтобы, заплатив, отправиться с корзиной снеди обратно в башню, он сел за столик и заказал кувшинчик пива. Присутствовавшие продолжали молчать, опустив глаза и исподтишка поглядывая на таинственного обитателя Черной башни. Но поскольку тот не говорил ни слова и просто потягивал пиво в полумраке, вскоре люди вновь оживились, и в зале опять стало шумно.

Еще немного времени, и о его присутствии забыли. Ну или почти забыли.

Не заметив Лорна, за соседний столик сели люди. Их было двое: рослый бородач, в котором без труда можно было узнать бывшего солдата, и рабочий с мозолистыми руками и белыми от штукатурки волосами. Как только они уселись, к ним присоединился плохо одетый и, судя по всему, недоедающий молодой человек, который работал писарем. Они заказали вина, и очень быстро темой их разговора стал Лорн.

А также перстень с печаткой, предмет всеобщего внимания.

— Перстень из оникса, — сообщил писарь. — На печатке волчья голова, за ней скрещенные шпаги, над ней корона. Печатка серебряная.

— Откуда вы знаете? — спросил рабочий.

— Рассказала женщина, которая сегодня утром приходила ко мне, чтобы я составил для нее долговую расписку. Она супруга одного из милиционеров, которым рыцарь продемонстрировал свой перстень, когда приехал.

— Супруга милиционера? Вы общаетесь с такими людьми?

Лорн уже имел случай убедиться, что жители квартала Красных Мостовых опасались милиционеров и ненавидели их.

Молодой человек пожал плечами:

— А что делать? Надо же на что-то жить.

— Корона и волчья голова — личный герб короля Эрклана, — с задумчивым видом произнес старый солдат. — Волчья голова и скрещенные шпаги — герб Черной гвардии, Ониксовой гвардии. Но существует только один перстень, на печатке которого присутствуют оба этих герба.

— Какой? — спросил писарь.

— Перстень Первого рыцаря королевства, — сказал человек, который слушал их разговор.

Это был Кадфельд, седовласый старик с длинными густыми усами темного цвета, одетый в грязные лохмотья. Он тоже проживал в этом квартале и часто приходил на постоялый двор. Он жил подаянием и тем немногим, что выручал от продажи старых книг. Лорн уже встречал его на улицах квартала с сумкой через плечо, набитой книгами с истрепанными углами.

— Первый рыцарь — одновременно капитан Ониксовой гвардии и представитель Верховного короля, — объяснил Кадфельд. — Вот почему он носит перстень с их гербами. Но чтобы стать Первым рыцарем, он должен отречься от себя самого и от своей семьи.

— Навсегда? — удивился рабочий.

— Да, — сказал старый солдат. — До самой смерти.

— Или хотя бы до тех пор, пока он остается представителем Верховного короля, — уточнил продавец старых книг.

Он подхватил свой стакан и, поднявшись из-за маленького столика, за которым сидел один, подошел к собеседникам и уселся за их стол. Стакан его был пустым. Он наполнил его вином из общего кувшинчика и сказал:

— Вначале лангрийские короли назначали Первого рыцаря только по особым случаям. На время турнира, например. Или для дуэли в связи с конфликтом, который обязывал короля защитить свою честь с оружием в руках. Но, будучи королем, он не мог рисковать своей жизнью. Таким образом, честь представлять короля была огромной, но сиюминутной. После окончания турнира или дуэли король отзывал титул, и человек снова становился просто рыцарем. В общем, так народ и привык говорить, что Первый рыцарь — представитель короля. Но на самом деле его власть куда шире. Он — король. Он олицетворяет его. Он становится им во плоти.

— В самом деле? — спросил писарь.