Пьер Певель - Рыцарь

Отец Домни не ответил.

Алан ощутил внезапную усталость. Он вздохнул и облокотился о борт.

— Простите меня, отец.

— Ничего страшного, сын мой. Я понимаю.

Священник знал, что Алан злится не на него. К тому же принц уже не раз исповедовался ему на эту тему, и отец Домни понимал: помимо того, что гнев Алана был вызван ужасным оскорблением, нанесенным Лорну, он также выражал глубокое чувство вины.

Алан почувствовал, как священник положил руку ему на плечо.

— Вам не в чем упрекать себя, сын мой.

— В самом деле? Тогда почему мне так трудно смотреть своему лучшему другу в глаза? — спросил принц.

Он почувствовал комок в горле.

— Вы расстраиваетесь, что не сумели помочь ему. Вы упрекаете себя, что вас не было рядом с ним. Но в том нет вашей вины.

Алан снова уставился на бурный горизонт и сосредоточенно кивнул.

— Как я могу помочь ему, отец?

— Прежде всего вы должны запастись терпением. Молитесь. Ждите и будьте рядом, когда вы понадобитесь ему. Не торопите его. Не принуждайте его ни к чему. Слушайте его, когда он захочет говорить, но не пытайтесь силой добиваться от него признаний…

— Там, на крепостной стене, он был готов броситься в море. Он все еще опасен для себя самого?

— Без сомнения.

— А для других?

— Да.

Простота этого ответа ошеломила Алана. Он взволнованно выпрямился, не в силах поверить в услышанное.

Его взгляд блуждал по волнам.

— Лорну повезло, что у него есть такой друг, как вы, — вновь заговорил отец Домни. — И все же…

— Что?

— Будьте терпеливы, — посоветовал белый священник. — А еще будьте осторожны.

Принц задумался.

Он был уверен, что сумеет быть терпеливым.

Но осторожным?

Они родились в один год с разницей в несколько месяцев; принц и Лорн сосали молоко у одних и тех же кормилиц, а потом были воспитаны как братья. Вместе играли в детстве. Затем вместе получили свои первые шпаги и в тринадцать лет потеряли невинность в одной и той же постели в компании двух сестер, столь же искусных, сколь и известных в своем деле. В день посвящения король Эрклан II в присутствии всего рыцарства Верховного королевства объявил рыцарем сначала своего сына, а затем Лорна. С годами их дружба не ослабела. Напротив, она стала крепче, пройдя огонь и воду, преодолев испытания счастьем и горем, надеждами и раскаянием.

— Для меня Лорн больше чем брат, — объяснил Алан. — Однажды я предал его, позволив ему заживо гнить в Далроте. Я не повернусь к нему спиной во второй раз. И вы не хуже моего знаете, чем я ему обязан.

— Тьма могущественна и коварна, сын мой.

— Нет, отец! — воскликнул принц, вцепившись в борт с такой силой, словно хотел сломать его. — Я не хочу подозревать Лорна в том, что он стал другим. Как я смогу называть себя его другом, если не буду доверять ему, когда он так нуждается в поддержке?

— Я понимаю, — ответил белый священник, поворачиваясь в сторону Далрота. — Но не забывайте, что человек, которого вы знали, возможно, умер в тех стенах.

Лорн не спал.

Широко раскрыв глаза в полумраке, он не сводил взгляда с потолка над своей койкой. Он не моргал и едва дышал, тревожно застыв, словно изваяние, прислушиваясь к треску и скрипу покачивающегося галеона.

Бледный отблеск мерцал в его неподвижном взгляде.

Лорн проснулся утром, когда в каюту вошел человек с подносом еды. Это был старый Одрик, преданный слуга Алана. Худой, сухой и морщинистый, он находился при принце с самого его рождения. И Лорн тоже знал старика столько, сколько помнил себя.

— Добрый день, Одрик, — поздоровался Лорн, замечая, что слуга избегает его взгляда.

— Добрый день, господин.

Одрик явно чувствовал себя не в своей тарелке и не мог скрыть этого. Лорн смотрел, как он расставляет посуду на столе.

— Я рад, что снова вижу вас, Одрик.

— Спасибо, господин.

Затем, продолжая прятать взгляд, старый слуга спросил:

— Может быть, вы желаете еще чего-нибудь, господин? Запасы на борту небогаты, но…

— Этого достаточно.

— К вашим услугам, господин.

Слуга подошел к двери и обернулся на пороге:

— Господин?

— Да?

Он был смущен:

— Я… Я прошу у вас прощения, господин…

Сохраняя бесстрастное выражение лица, Лорн почувствовал новый прилив гнева, который, казалось, успокоился за ночь.

— Идите, Одрик.

Оставшись один, Лорн встал и приблизился к окну.

Галеон все еще не вышел из моря Теней, но теперь он плыл по гораздо более спокойным водам, подгоняемый неутихающими ветрами. Лорн долго смотрел на морские волны, а затем принялся за принесенную еду.

Лорн поел без аппетита.

Он заканчивал трапезу, когда в каюту явился Алан, сел рядом с ним и принялся ковырять вилкой в его тарелке. Они переглянулись, но не произнесли ни слова.

Таким настоящим друзьям, как Лорн и Алан, молчание никогда не было в тягость. Однако то молчание, которое установилось между ними сейчас, имело иное свойство. Это был не признак единодушия, которое обходится без слов, а проявление неловкости: каждый из них стеснялся заговорить первым. Лорн не находил в себе сил не только говорить, но и просто выразить признательность. Что касается принца, то он не знал, как себя вести, разрываясь между желанием позаботиться о друге, страхом сделать что-то не так и нелепой стыдливостью, которая сдерживала его.

Кроме того, он не мог не чувствовать себя виноватым.

— Твои глаза изменились, — наконец вымолвил он, пытаясь завязать разговор.

Подцепив кончиком ножа шарик масла, принц положил его на кусок хлеба.

Лорн нахмурил брови:

— Как так?

— Твои глаза. Они изменили свой цвет. Особенно правый. По крайней мере, мне так кажется.

Лорн подошел к стене и снял с нее маленькое оловянное зеркало, висевшее над тазом для умывания. Затем он приблизился к окну, чтобы посмотреть на себя на свету.

Алан был прав.

Лорн родился с голубыми глазами. Теперь же правый глаз стал линялого серого оттенка. Прошлой ночью, в полумраке каюты, он не обратил на это внимания; к тому же он боялся вглядываться в свое отражение слишком пристально. Лорн видел свое лицо впервые за несколько лет, и это лицо пугало его.

— Как это случилось? — спросил принц.

— Понятия не имею.

Но Лорн не хуже Алана знал, какова причина этого изменения. Он бросил зеркало на незаправленную койку и снова сел к столу.

— Все не так серьезно, — вновь заговорил Алан. — Дамы наверняка оценят. У тебя теперь такой… э-э-э… загадочный вид.

Лорн пожал плечами.

На самом деле он мало переживал из-за того, что один из его глаз потерял свой цвет. Он знал, что Далрот нанес ему куда более серьезный вред, навсегда похитив часть его души.

— Отец Домни говорил с тобой, да? — спросил он.