Сергей Мельник - Возвращение

Смешно? Не–е-е–ет. Это печально. И это еще не все…

Прогуливаясь по Касприву, в гордом одиночестве, я зашел в одну из таверн устало, усаживаясь и задумчиво созерцая окружающую действительность, в темном уголке зала, что бы в тишине, немного посидеть, перекусив чем‑нибудь горячим.

— Господин барон… — Отвлек меня от ковыряния вилкой в тушеной картошке незнакомый голос. — Мы это, того…

Подняв глаза, я оглядел с ног до головы стоящих передо мной легионеров, двух крепких широкоплечих парней с изрубленными шрамами лицами и широкими мозолистыми ладонями, нервно тискающими рукояти своих кутласов. Одеты по форме, частично в доспехе, значит только–только вышли в увольнение. Чего им нужно? Еще раз пристальней мазнув взглядом по шевронам и лычкам, понял, что оба лейтенанты, а так же что первого зовут Десятый, а второго Пятнадцатый. И что? А то, что эти два разбойника и душегуба были из первой тридцатки рабов, которых я лично отбирал в невольничьих бараках для первой партии своего тогда еще не существующего легиона. Узнали, стало быть. Не могли не узнать, с ними ходил в Когдейр, с ними бились, войну воевали с речным народом. Надо же, какие везучие засранцы, это ж скольких они уже пережили? Это ж сколько эти два волчары крови успели хлебнуть своей и вражеской? Не думал, что хоть кто‑то из них сможет так далеко в смутных временах дойти, а главное выжить.

— Ц–ц-ц–ц! — Я приложил палец, к губам показывая, что бы молчали, а следом кивком указывая на места за столом напротив меня. — Будут спрашивать, знать меня не знаете и первый раз видите.

Дождавшись их согласных кивков, пощелкал пальцами, привлекая внимание дородной тетки разносящей по таверне заказы.

— Голубушка! — Я улыбнулся ей. — У вас бутылочки «сэра Дако» не найдется? Есть? Вот и отлично, будь так добра и не затягивай! Господа легионеры только в увольнение заступили и желают каждую минуту свободы провести достойно!

Господа под бутылочку немного осмелели, заговорили о былых временах и павших товарищах, немного расчувствовавшись стали тискать мне руку и говорить, что для них было честью служить под моим командование, да и вообще они, мол, в курсе столичных разборок и совсем не верят слухам, что я похищал принцесс и убивал людей на площади. Я лишь кивал их речам, да тискал рюмочку вискарика в руке все, никак не осиливая налитого. Не было настроения. Совсем. Какое‑то внутреннее состояние тоски с примесью потери скреблось по душе, заставляя ее морщиться и кривить губы.

— Вы уж «звиняйте» нас барон. — Один из вояк не смущаясь, еще накапал себе из початой бутылочки. — А токма вас увидав в лагере мы быстро скумекали что быть беде.

— Быть? — Я невесело улыбнулся.

— Ну не спроста ж вас с застенков то выпустили? — Улыбнулся второй.

Я на выдохе опрокинул резко в себя рюмочку хлопая донышком громко по столешнице и принципиально не закусывая, дабы морду скрутило, а душу отпустила тоска.

— Но энто даж хорошо. — Первый задумчиво пожевал губы.

— Я бы даже сказал не хреново. — Расплылся я в улыбке. — На воле то оно всяко веселей.

Простецкий юморок, не хитрые речи и прямые мысли без вторых, третьих и четвертых подтекстов, как‑то в тему пришлась эта не замысловатость. Оттаял немножко, или рюмочка в дело вступила, с непривычки алкогольных излияний быстро находя отклик в организме.

— Ох! — Вдруг всполошился один из легионеров. — А мы ж совсем забыли за наследника то выпить!

Бойцы быстренько налили по стопочке, салютуя мне и опрокидывая их залпом, видимо не заметив моей перекосившейся и побелевшей физиономии.

— Наследника… — Кое‑как вытолкнул я слова из себя.

— Эт хорошо что у вас сын! — Продолжал свою речь подвыпивший легионер. — Не зря вас баронесса то перед казнью навещала, ох не зря!

— Сын… — Онемевшими губами произнес я.

Легионеры плели своими языками дальше, а я с содроганием в сердце, внимал каждому слову, составляя картинку из гигантского пазла, гигантской разбитой картины моей веры в то что мир не так уж и плох, а люди в принципе своем не озлобленные и не корыстные куски мяса.

Получалось? Нет, пока выходило что‑то мрачное и лишенное радужных красок добра, что‑то черное, тягучее и обволакивающее душу, что‑то с горечью предательства и боли, настоянное на эссенции мерзкого обмана и тошнотворно приторной лжи.

Прощения ты просила?! Прощения? Хотелось мне крикнуть куда то в небо, вспоминая последнюю беседу с Вальери де Кервье. Вот значит как? Я должен понять и простить тебе еще и это? Пока я без малого год, проторчал у тебя в подземельях, ты уже все предусмотрела и просчитала? И теперь говоришь мне — прости? А Нона то какова! Ай молодец баронесса! Просто умница! Все получила, все и даже свыше того! Понятно теперь почему такие взгляды на меня бросали бароны и этот визит Энтеми, да и само не желание экс супруги видеть меня. Все понятно, теперь все становилось на места, если бы не эта война и смерть Митсвела я бы сгнил там, в подземном мешке. Я был заключен без права помилования с изначальным расчетом на вечность одиночества.

Они знали, они все знали, я отчетливо вспомнил ту последнюю встречу в заключении, когда ко мне пришла Нона, в тот момент она пришла что бы набраться смелости, набраться духу перед этим поступком на миллион. И Вальери была там и Императрица. Все было как в тумане, я не понимал их взглядов, а меж тем решение уже было принято ими.

Пошатнувшись, встал из‑за стола, прощаясь с легионерами и за свой счет, выставляя им на стол еще одну бутылочку, что бы бойцы еще раз выпили за мое здоровье и былые заслуги перед отечеством. Настроение было припаршивейшее. Выйдя из таверны, с наслаждением стал хватать ртом прохладно холодный воздух осени с легкой взвесью капель небесной воды, что немного остудили лицо и сбили жар тела.

Видеть говоришь, меня не хочешь? Я до хруста сжал кулаки. Ноги неспешно понесли меня улочками, я шагал, не видя и не разбирая пути сквозь потоки людей, сквозь их заботы и жизнь, живой покойник, туловище боли, списанное в ноль. Собственно на чистом автомате минуя дома и постройки, а затем пристань и небольшой мост через речку, спустился на том берегу к воде, что бы вдоль берега, по плесу сократив путь выйти на тропу к Лисьему.

Зуммер Мака, а так же легкий всплеск, услужливо показали мне, что я не один у реки. Шаги сами собой замедлились, а взгляд уперся в темную гладь реки, откуда на меня с усмешкой смотрела недавняя знакомая, рыжеволосая гарпида.

— Вода остывает Ульрих. — Она неспешно приблизилась ко мне, показывая из глубины свое мощное обворожительное тело. — Мой народ уходит на болота.

Холодная белая рука коснулась моего лица.

— Приходи когда будешь готов. — Она наклонилась ко мне, практически касаясь своим лицом моего и, тяжелые капли речной воды с ее волос, побежали по моей куртке.