Далия Трускиновская - Люс-а-гард

— Тогда — не знаю… Я мало приспособлен к жизни в этом мире.

— Есть и третий путь! — вдруг сообразила Люс. — Вы же дали слово вернуться в Шервудский лес! Почему бы и не остаться там, в лесу?

— Да знаете ли вы, леди, на какую надобность они решили меня употребить? — возмущенно воскликнул юный лорд. — Это же невероятно! Они признали, что я сочиняю стихи, и заставили меня придумать им балладу о том, как они ограбили епископа!

— Вы ее придумали? — еле сдерживая смех, спросила Люс.

— Подсунут острие ножа к горлу — поневоле начнешь думать… Привели человека, на голову выше этого их наглого предводителя, Тома Тернера, и огромного, как замковый донжон! Орут — сочини про него хоть две строчки, а мы их споем! И не отняли ножа, пока не сочинил.

И что же получилось? — предчувствуя ответ, поинтересовалась Люс.

— А неплохо получилось! — в голосе поэта промелькнуло невинное хвастовство. — «Там был кузнец, Малютка Джон, верзила из верзил! Троих здоровых молодцов он на себе возил!»

— Все правильно, — подтвердила люс, читавшая в ходе подготовки к десанту здоровенный том баллад о Робин Гуде. — Это совершенно бессмертный куплет. Поверь, что его и через тысячу лет будут помнить.

— Они завопили: «Малютка Джон! Малютка Джон!», стали скакать козлами, кидаться на него и виснуть у него на шее. Отроду я не видал такого дикого веселья! А он раскрутил их, всех четверых…

— Но в балладе сказано — троих!

— После четвертого кувшина эля он и на пятерых покушался… Тихо!…

Они присели на корточки, так что невысокая стенка, отгораживавшая каменную лесенку, ведущую к дверям, скрыла их совершенно.

Люс осторожно высунула голову — вдоль стены конюшни пробиралась женщина в длинном плаще. Плащ был, видно, из тонкой ткани, а женщина двигалась, пригибаясь, так что даже в лунном свете хорошо обозначались ее округлые формы. Темные кудрявые волосы были распущены и сливались во мраке с откинутым капюшоном. Самым удивительным было, что плащ у нее за спиной торчал каким-то прямым хвостом, и это мог быть только длинный клинок на поясной портупее!

— Она! — прошептала Люс. — Ну, сейчас я с ней разберусь!

И не дожидаясь, пока сэр Эдуард скажет свое веское слово, Люс вскочила и, на ходу рванув тяжелый меч из ножен, кинулась к женщине.

— Стой! — крикнула она, собираясь приставить отравительнице острие к горлу. Но эта психическая атака не подействовала.

Вместо того, чтобы рухнуть в обморок или, на худой конец, завопить, женщина скинула плащ, и в ее руке тоже блеснул клинок.

Впервые за все время, проведенное в замке, люс ощутила подлинную радость. Ей предстояла схватка не с тупым противником, а с великолепной противницей!

— Защищайся! — негромко сказала Люс.

— С удовольствием! — отвечала незнакомка.

Клинки скрестились.

С первых же ударов Люс поняла, что перед ней — опытная мастерица, увертливая и стремительная, невзирая на солидные округлости. Уж руки-то у нее были куда сильнее, чем у Люс — они, казалось, не ощущали тяжести длинного меча. Люс примерно так же орудовала фехтовальной рапирой, как эта увесистая дама — рыцарским мечом. Кроме того, у нее была замечательная растяжка — Люс обнаружила это, когда незнакомка бросилась в выпад и чуть не достала острием меча бедро Люс. Чтобы с такими мощными бедрами с маху чуть ли не садиться в шпагат — такое Люс видела впервые.

Все атаки Люс разбивались, как волна о скалу, и дуэлянтка при этом отступала — явно в намеченное заранее укрытие. Люс испугалась, что в полном мраке потеряет противницу — и гоняйся за ней потом по всему замку!

— Эй, добрый сэр! — крикнула она остолбеневшему поэту. — Тащи сюда факел! Скорее! Хочу посмотреть на живую отравительницу! Пока она не смылась!

Юноша кинулся назад, на конюшню, где, как он знал, в настенных кольцах всегда было несколько факелов. Тем временем звон мечей переполошил Блокхед-холл. Послышались крики и шаги бегущих людей.

— Сейчас я тебя с рук на руки сдам лорду! — отбивая неотразимый выпад, пообещала Люс. Тут выяснилось, что выпад был с подвохом — дуэлянтка непостижимым образом оказалась у нее за спиной, и только прекрасная реакция спасла Люс от серьезной раны.

Мечи опять скрестились.

И тут на пороге конюшни появился юноша с пылающим факелом. Он подбежал — и лица поединщиц оказались на свету.

— Это не леди Кэтрин! — крикнул он Люс. — Я не знаю этой леди!

— Я — тем более! — отвечала Люс.

— Не может быть! — воскликнула незнакомка, отпрыгивая и опуская меч. — Да это же Люс-а-Гард!

Люс от неожиданности уронила меч.

— Меня зовут Мэй-Аларм! — торопливо сказала дуэлянтка, пряча меч в ножны. — Я тебе не враг! И я не имею отношения к смерти леди! А теперь бежим скорее! Мне вовсе незачем с ними со всеми встречаться! Они же считают, что я — привидение…

— Так это же отлично! — обрадовался поэт, видя, что наметилось примирение, и подходя поближе. — Никто из наших людей даже близко не подойдет к привидению — конечно, если трезвый… И мы все трое благополучно скроемся!

— Нет! — решительно сказала Мэй. — Я и так уже засветилась. Это непрофессионально, тем более, что…

Тут только она вгляделась в лицо юного лорда и застыла, приоткрыв род в изумленной полуулыбке.

— Тушите факел, добрый сэр, да поскорее, — начиная что-то понимать, приказала Люс. — И — на сеновал!

Юноша сунул факел в бочку с водой, и все трое, вбежав в конюшню, быстро вскарабкались по приставной лестнице.

Они успели вовремя — во двор уже сбежались люди, и там царил полный переполох, усилившийся, когда нашли меч из запертой оружейной.

Одному ему известными лазами поэт быстро привел обеих женщин в какую-то комнату, небогато убранную, с окнами на галерею. Там лишь, стоя у окна, поединщицы перевели дух и внимательно посмотрели друг на дружку.

— Откуда ты знаешь меня? — спросила Люс.

— Еще бы мне тебя не знать! Твой портрет висит в актовом зале десантного училища!

— Та-ак… — только и смогла вымолвить Люс. — Значит, целое училище?

— Конкурс — сто сорок человек на место, и это при том, что принимают ежегодно не менее сотни.

— А Зульфия?

— Портрет Зульфии-А-Гард висит рядом с твоим. Она же — мама первого десантного сыночка!

Тут обе десантницы опомнились и одновременно поглядели на сэра Эдуарда. Он же с недоумением взирал на них — и видно было, что их разговор для него — сарацинская грамота.

— Послушайте, добрый сэр! — проникновенно обратилась к нему Люс. — А не сходить ли вам в разведку?

И, видя, что ему не больно-то хочется уходить, Люс употребила сильное средство.

— Я прошу вас, сэр Эдуард, — сказал она ласково и положила руку ему на грудь.

Сверкнув глазами и задохнувшись от восторга, юноша схватил обеими руками этот неслыханный дар судьбы, поднес к губам, но не поцеловал, а лишь благоговейно прикоснулся. Затем он так же стремительно вылетел из комнаты.