Далия Трускиновская - Люс-а-гард

— Интересно, как ты это поняла? Ты же не знаешь языка! — возмутилась Люс, приседая на корточки, потому что стрелы посыпались уж очень часто.

— А тут не нужно знать языка, — и Свирель, присев рядом с ней, зашептала: — А тебе случалось приходить в гостиницу после заключительного концерта всемирного фестиваля? А? Только что тебе цветы дарили, медали вручали, призы в бархатных коробочках! Шампанское на сцене! И вот вносят к тебе в номер всю эту кучу цветов, и расставляют их в ведрах, и вот приводят тебя после банкета — ты бывала на этих казенных банкетах? И входишь ты в свой номер, а все оттуда выметаются! И сидишь ты всю ночь одна с этими дурацкими цветами и проклятыми медалями! Ты сидела когда-нибудь всю ночь одна, никому не нужная? А я сидела! На каждом конкурсе и фестивале!

От такого взрыва ярости, да еще на корточках, Люс остолбенела.

— А здесь меня желают все мужчины! Здесь они видят меня — и у них глаза делаются сумасшедшие! Вы за меня не бойтесь, я не пропаду, — как можно более убедительно продолжала Свирель. — Когда ты дала мне браслет, я сразу все вспомнила — все эти фестивали! А если вы насильно отправите меня обратно, чтобы я опять была одна и ревела в подушку, то я просто повешусь, и все тут!

— Если веревка выдержит! — съязвила Мэй.

— Ты вспомни, как от Черного Джека улепетывала! — наконец обрела дар речи Мэй. — Мужское внимание ей понадобилось! Да ты из-за этого внимания чуть на эшафот не угодила!

— Пусть на эшафот! — не сдавалась упрямая примадонна. — Только не ночью в пустом номере, с кучей вонючих цветов!

— Нас окружают! — воскликнула Мэй.

— Из-за тебя мы все погибнем! — Люс как следует тряхнула Серебряную Свирель за плечи, от чего та повалилась на спину, в прямом смысле слова вверх тормашками.

— Вы спасайтесь, — тем не менее упрямо отвечала она, перекатившись на бок, — а я останусь!

— Ну, что станешь делать с дурой? — в отчаянии воскликнула люс. — Беги хоть ты, Мэй! И не поминай лихом! А я останусь с этой дурой. Я же — сопровождающее лицо…

— Лезем на холм! — велела Мэй.

— Ага! Там нас и вовсе окружат!

— Там мы сможем держать круговую оборону. У нас же целых два лука и полные колчаны стрел!

— Ну, выпустим все стрелы — дальше что?

— Дальше видно будет. Может, эта красавица поумнеет, — довольно презрительно сказала Мэй. — Ну, к холму! И тащи ее за руку, а я буду пихать сзади!

Свирель, которой очень хотелось опять попасть в плен, несколько раз пискнула, но ее шустро вознесли на самый верх поросшего кустарником и усыпанного валунами невысокого холмика.

— В таких, говорят, живут феи, — заметила Мэй.

— Только поэзии нам тут и не хватает, — буркнула Люс, накладывая стрелу на тетиву.

Как выяснилось, люди лорда Блокхеда, бросив лошадей за монашескими завалами, выбрались на открытое место, увидели, что ребята шерифа осаждают холм, и, естественно, присоединились к ним.

Первую атаку Люс и Мэй отбили легко — у них было достаточно стрел, к тому же они прятались за валунами.

Со второй было похуже — они уже экономили боеприпасы, но справились.

Когда нападающие пошли в третью атаку, Люс окончательно потеряла терпение.

— Сейчас я пристегнусь к тебе поясом, и мы отбудем домой на одном хронобраслете! — пригрозила она Свирели, за которой в ходе перестрелки нужен был глаз да глаз — всемирно известное колоратурное сопрано так и норовило скатиться с холма в объятия неотесанных вояк двенадцатого века.

Люс не было уверена, что такое путешествие возможно, да только Свирели об этом знать было незачем.

— Не дамся! — прорычала Свирель, отползая в сторону. Тут первая стрела четвертой атаки достала ее. Стрелок послал эту стрелу туда, где уловил неуклюжее трепыханье в кустах, и пригвоздил певицу к дереву за растрепанную шевелюру.

— Так тебе, растяпе, и надо! Ты же пропадешь! Немедленно набирай код! — крикнула Люс, и тут же ей пришлось двинуть тяжелой рукоятью кинжала прямо в челюсть возникшую из кустов бородатую рожу. Схлопотавший рукоятью с воплем кувырнулся назад и покатился со склона.

— Не пропаду! Мужики не дадут пропасть! — отвечала упрямая Свирель, отцепляясь от дерева.

И тут за цепью нападающих Люс увидела двух всадников. Один, положим, еще мог помочь, зато второй был тут сейчас совершенно ни к чему.

Неизвестно, как вышло, что сэр Эдуард и братец Тук встретились, и неизвестно, до чего они договорились, но обоим, очевидно, надоело ждать, и они, сев на лошадей, дружно поехали посмотреть, чем это тут заняты две женщины и одна девственница.

Разумеется, осада холма их в восторг не привела.

Хорошо, что у монаха лежала поперек седла здоровенная дубина, смастаченная на скорую руку из подходящего деревца. Он гаркнул, гикнул и бросился вызволять осажденных. Юный лорд молча поскакал за ним.

Нападающие, временно оставив холм в покое, окружили отчаянного монаха, пытаясь стянуть его с лошади. Он, ругаясь и вопя, гвоздил дубиной направо и налево.

Мэй, отложив в сторону лук, шарила в кармане.

— Записать! — коротко сказала она Люс. — Для фольклористов! Это же прелесть что такое!…

И вытащила крошечный диктофон.

Но запись изысканной монашьей ругани не состоялась. Сэр Эдуард, разогнавшись, тоже замешался в схватку. Но он был совершенно неопытным бойцом. Его-то первым делом, схватив за ногу, и скинули с коня.

С боевым кличем команчей Мэй, отшвырнув диктофон, кинулась вниз по склону — спасать своего ненаглядного поэта!

Судя по тому, что из несуразной свалки над ним, в которую она врезалась с разбега, вылетел некто вопящий, растопырив руки и ноги, и приземлился чуть ли не в десяти шагах, Мэй здорово рассердилась.

Но противников было все же многовато даже для таких лихих бойцов, как Люс-а-Гард и Мэй-Аларм. Люс была озабочена бестолковой Свирелью, Мэй помнила только о юном лорде, и это сильно снижало их боеспособность.

Кто— то из нападавших догадался и набросил на братца Тука веревочную петлю. Она охватила мощные плечи, четыре человека повисли на веревке и завалили монаха на конский круп. Еще двое вцепились в руку с дубиной.

Ситуация стала — хуже некуда.

И тут только Люс сообразила — ведь поэт все равно уже в гуще схватки, так что Мэй не станет возражать против сигнала тревоги!

По холму карабкались люди шерифа. Они знали, что у Люс больше не осталось стрел.

Прикрывая собой до сих пор не осознающую опасности Свирель, Люс поднесла к губам сигнальный рожок.

Достойно протрубить ей удалось только с третьего захода.

И хрипловатый, протяжный, переливчатый звук понесся, вибрируя, над опушкой Шервудского леса…

На несколько секунд все замерли. Даже те, кто удерживал монаха. Даже сам монах, несомненно, ощутивший, что их хватка ослабла.