Лоис Буджолд - Священная охота

«Он в моей крови», — понял Ингри. Не в какой-то части организма, а повсюду. Волк не скрывался теперь в Ингри; он был им. От него не избавиться, как если бы это был кулак, который можно отрубить, или глаз, который можно вырвать: такие простые хирургические меры не помогут.

Инфи открылась возможная причина того, почему жители болот устраивали такие кровавые жертвоприношения, — причина, даже для них самих теперь скрытая в глубине веков. Они вечно враждовали с жителями Древнего Вилда и бились с воинами, несущими в себе духов животных, и шаманами лесных племен. Среди их пленников, должно быть, иногда оказывались такие, которых опасно было оставлять в живых. Так не преследовали ли когда-то кровавые жертвы мрачную практическую цель?

Не могло ли чисто физическое разделение — крови и тела — служить и духовному, освобождая душу от греха?

Начавшийся еще в древности путь вел, казалось, в кровавую трясину. Испытывая скорее холодное любопытство, чем какое-либо иное чувство, Инфи порылся в седельной сумке и вытащил шнур, снятый с балки в спальне Болесо. Положив его на постель рядом со своим кинжалом, он поднял взгляд к потолку, на который единственная свеча бросала странные тени. Да, такое можно совершить, это величайшее принесение себя в жертву. Связать себе ноги, подтянуть за шнур к балке, завязать узел… повиснуть вниз головой. Полоснуть острым как бритва клинком по горлу. Инфи мог выпустить своего волка в горячем алом потоке, положить конец своим мучениям, прямо здесь и сейчас. Избавить себя от всякого осквернения окончательным и бесповоротным отказом подчиниться.

«Я могу отвергнуть темную силу»… Вступив в еще более непроглядную тьму.

Так что же, его душа, отвергнутая богами, просто тихо истает, как, по слухам, случается с разлученными с телом, проклятыми призраками? Такая судьба казалась не столь уж ужасной. Или… если он ошибается в цели обряда, превратится ли его растерянный дух под действием этой неизвестной силы в нечто… иное? Нечто невообразимое?

Знает ли об этом Венсел?

Все приманки, которые раскидал молодой граф, все его ухищрения ясно показывали, что Венсел думает об Ингри.

«В его глазах я добыча, и он следит, как я спасаюсь бегством».

Что ж, он мог лишить Венсела этого удовольствия.

Ингри поднялся, провел рукой вдоль балки, нащупал узкую щель между нею и досками потолка, просунул в нее шнур и снова уселся, глядя на свисающую из теней петлю. Он коснулся шнура, и хотя разум его казался холодным и отстраненным, рука его задрожала. Такое количество крови… на полу будет огромная лужа, которую утром придется вытирать какой-нибудь перепуганной служанке. А может быть, кровь просочится сквозь пол в расположенную этажом ниже комнату? Сообщит о случившемся, капая в темноте, растекаясь по подушке или лицу спящего? «Что это, гром? Уж не протекает ли крыша?» Потом высекут огонь, и в ярком свете свечи станет виден алый дождь. Наверное, начнутся крики…

Не расположена ли этажом ниже как раз комната леди Йяды? Ингри прикинул расположение коридоров и двери, в которую ушла дуэнья. Может быть. Какое это имеет значение?

Ингри долго оставался неподвижным, еле дыша, балансируя на острие ночи.

«Нет…»

Кровь Ингри стремилась к Йяде, но не таким образом. Он вспомнил маленькое чудо, которым была ее улыбка. Не обычная нервная вежливая гримаса, никогда не достигающая глаз, какой его приветствовало большинство женщин. Да, кажется, Йяда была единственной, кто улыбался ему глазами — без страха, без скрытого отвращения. Даже, пожалуй, с симпатией к человеку, которого она по непонятным причинам находила привлекательным. Его волк был не менее опасен для нее, чем для любой другой женщины из тех, на кого Ингри не смел поднять глаз, кого не смел коснуться; Йяда не была в безопасности… нет, тут дело заключалось в другом. Она была так же опасна для Ингри, как и он для нее.

Эти мысли произвели очень странное действие на сердце Ингри. Он всегда отметал поэтические описания — его сердце не перевернулось, не вывернулось наизнанку, не начало — уж это абсолютно точно — танцевать. Оно продолжало биться у него в груди как обычно, разве что чуть-чуть быстрее. Так почему же он так наслаждался незнакомым и опасным ощущением? Оно не было особенно приятным. Однако то, что Ингри лелеял в темноте своих снов, отличалось от грубой похвальбы большинства известных ему мужчин, расписывавших наслаждения от удовлетворенного вожделения; он уже давно заметил это.

Рука Ингри выпустила шнур, пальцы разжались.

«Так если я все-таки решу не устраивать тебе столь кровавого пробуждения, Йяда, что же дальше?»

Ингри дошел до конца дороги отрицания; идти по ней дальше, не утонув в собственной крови, он не мог.

«Думаю, у меня есть три варианта выбора».

Увязнуть в кровавой трясине и никогда больше не вынырнуть из нее. Жить в бесчувственной неподвижности, как раньше, — хотя было ясно, что ни течение событий, ни безжалостный Венсел не позволят ему и дальше оставаться в параличе. Или… повернуть и двинуться по неизведанному пути.

«Так что же это все значит? И не занялся ли мой разум исключительно поэтической чепухой?»

В спальне Ингри было так тихо, что он слышал шум крови в собственных ушах, похожий на дыхание животного.

Не может ли он перестать отвергать себя и отвергнуть взамен мнение других? Ингри попробовал на вкус непривычные фразы: «Нет, вы все ошибаетесь: и жрецы, и королевский двор, и народ на улицах. Вы всегда ошибались. Я не… не…»

«Не что? Неужели я только так и способен мыслить — этими отчаянными отрицаниями?»

Ах, проклятая привычка!

«Если я поверну и пойду по новому пути… Я ведь не знаю, куда он ведет. Или где закончится. Или кого я там повстречаю».

Эта мысль испугала Ингри больше, чем петля, нож и видение пролитой крови.

«Впрочем, если мне удастся найти более непроглядную тьму, чем та, что уже окружает меня, я очень удивлюсь».

Ингри поднялся, сунул кинжал в ножны и спрятал шнур в седельную сумку, потом разделся и растянулся на постели слуги. Простыни были старыми, протертыми и заплатанными, но чистыми: только в богатом доме даже слуги могли пользоваться такой роскошью.

«Я не знаю, куда иду, но я так устал находиться там, где я есть!»

После краткого свидания с Венселом на рассвете, посвященного исключительно практическим вопросам, Ингри и леди Йяда отправились в путь. Гвардейцы Хетвара все еще сопровождали их, радуясь тому, что избавились от общества мертвого принца, дюжины мрачных придворных и багажа. Ингри даже отправил обратно дуэнью-дедиката; ее место заняла пожилая служанка дома Хорсриверов, сидевшая теперь за спиной Гески. Маленький отряд выехал из долины Оксмида и в свете рождающегося дня свернул на дорогу, извивающуюся по плодородным полям, составляющим графство Стагхорн.