Марк Энтони - За гранью

Трэвис нервно облизал губы и негромко позвал:

— Бельтан?

В мертвой тишине склепа голос его разнесся подобно громовому раскату. На миг ему почудилось, будто статуи 490 стражей усыпальницы обнажили мечи и с суровой укоризной смотрят ему в спину. Прогнав нелепое наваждение, Трэвис шагнул вперед.

Бельтан резко обернулся на звук. Рука его легла на рукоять меча, глаза напряженно всматривались в полумрак.

— Кто здесь?

— Это я, Бельтан. Трэвис Уайлдер.

Рыцарь недоуменно покачал головой, но руку с эфеса убрал.

— Трэвис? Что ты здесь делаешь? — спросил он, утирая слезы.

— Я не… Так получилось… — сбивчиво забормотал тот, однако вскоре сообразил, что переговариваться через весь зал не только кощунственно, но и очень неудобно, и поспешил навстречу Бельтану.

Минуя первую пару мраморных плит, Трэвис рискнул присмотреться поближе к лежащим на них фигурам. У него перехватило дыхание. Они были такими бледными и неподвижными, что казались тоже высеченными из мрамора. Но это было не так.

На каменных постаментах покоились не каменные изваяния, а обычные человеческие тела, плоть которых каким-то чудом избегла тления и сохранилась на века. Здесь лежали все былые монархи Кейлавана. Трэвис не Знал, откуда у него взялась эта уверенность, но готов был поклясться, что каждый из них выглядит точно так же, как в тот день, когда его уложили на мраморное ложе. Время не тронуло черт усопших: волосы сохранили все многообразие оттенков от песочно-желтого до серебристо-седого, лица казались лицами мирно спящих людей, и даже губы остались розовыми. Печать веков не коснулась ни облачения, ни доспехов венценосных покойников. Клинки мечей, вложенных в скрещенные на груди руки, сияли так, словно их в последний раз полировали только вчера.

Шагая вдоль постаментов, Трэвис не мог не обратить внимание на различия в убранстве мертвецов. Головы первых правителей Кейлавана, лежавших ближе ко входу в усыпальницу, украшали высокие меховые шапки, а руки и ноги — массивные медные браслеты, усыпанные грубо ограненными самоцветами. Посмертное облачение их потомков уже в третьем или четвертом поколении приобретало несравненно большую изысканность: великолепные плащи из тончайшей шерсти, золотые и серебряные украшения, сверкающие безупречными рубинами и изумрудами золотые диадемы.

Пройдя полпути, Трэвис вдруг замер, увидав первую женщину в этом скорбном ряду. Покойная королева и после смерти сохранила потрясающую красоту и гордое величие. Она тоже сжимала в мертвых ладонях эфес блистающего сталью меча — так же как ее предшественники мужского пола.

Дальше были еще постаменты с телами мужчин и женщин, чьи наряды почти не отличались от тех, которые носили сейчас король Бореас, лорд Олрейн, Грейс Беккетт и ее подруга Эйрин. Еще несколько шагов — и Трэвис достиг последней занятой ниши, озаренной колеблющимся пламенем свечи.

Последний из усопших королей Кейлавана был крупным мужчиной и при жизни, должно быть, заметно выделялся высоким ростом и могучим телосложением. Несмотря на слабое освещение, фамильное сходство между покойником и его живым сыном сразу бросалось в глаза: тот же ястребиный нос, высокий лоб, такие же резкие очертания скул и челюсти и широкие плечи. Цветом волос отец Бельтана ничем не отличался от своего младшего брата Бореаса, но выглядел намного старше и заметно уступал последнему красотой. В густой бороде усопшего обильно серебрилась седина.

В подножии мраморного ложа было вырезано изображение руны. Трэвис узнал его: Сетен — руна совершенства. Он машинально потянулся к ней, но тут же отдернул руку — правую ладонь пронзил знакомый укол, как бы предупреждая, что прикасаться к ней не стоит. Так вот каким способом сохранялись в неприкосновенности тела ушедших властителей! Врезанная в камень каждого постамента руна совершенства не позволяла распадаться плоти и предохраняла от ржавчины клинки мечей.

За посмертным ложем Бельдреаса тянулись еще постаменты — пока пустые. В общей сложности в усыпальнице их было пятьдесят; из них занятых — чуть больше двух десятков. В голове Трэвиса возник дурацкий вопрос: куда они станут девать покойников, когда все места в усыпальнице окажутся заполненными?

— Говорят, когда повелитель Кейлавана займет в свой час последнее свободное ложе в королевском склепе, Кейлаван падет, — произнес Бельтан, словно прочитав его мысли. — И вместе с ним падут все остальные доминионы. Так, во всяком случае, гласит древнее пророчество.

По спине Трэвиса побежали мурашки. Он перевел взгляд на покойного короля.

— Твой отец, похоже, был при жизни могучим бойцом.

Бельтан кивнул:

— Это верно. За минувшее столетие на трон Кейлавана не восходил более сильный и грозный монарх, чем Бельдреас. При его предшественниках бароны-разбойники совсем распоясались и дерзали водить свои дружины чуть ли не под стены самого Кейлавера. Но отец быстро умерил их прыть: сначала загнал в болота на северной границе, а потом разгромил поодиночке. Сомневаюсь, что в ближайшем будущем кому-либо из королей удастся превзойти его великие деяния.

Трэвис внимательно посмотрел на друга. Он знал, что не должен этого говорить, но его словно бес какой-то тянул за язык.

— Ты тоже мог бы стать великим королем, Бельтан!

Рыцарь на миг зажмурился. По лицу его пробежала судорога.

— Нет, Трэвис, из меня никогда бы не получился великий король, — печально сказал он. — Мне нечего и мечтать сравниться с Бельдреасом. Сам подумай, какой от меня прок, коли я за столько лет не смог выполнить клятву найти убийцу отца?

— Но ты же старался изо всех сил, Бельтан! Разве это не оправдание?

— Для меня — нет! — глухо произнес рыцарь, в упор глядя на Трэвиса исполненным неизбывной тоски взором.

Тот хотел возразить, закричать, что Бельтан не прав, что он напрасно терзается, что нельзя вечно бороться с тем, чего не можешь изменить, но вместо этого лишь кивнул и прошептал:

— Я понимаю тебя. Однажды я тоже не сдержал обещание.

— Ты будешь рядом, когда я проснусь?

— Обещаю.

— Крест на пузе?

— Крест на пузе и чтоб я сдох!

На суровом лице рыцаря появилось вопросительное выражение, но Трэвис уже отвернулся и вновь обратил взгляд на мертвого короля. Бельтан, тяжело вздохнув, присоединился к нему.

От свечи остался совсем крошечный огарок. Пламя заколебалось и стало потрескивать. Рыцарь встрепенулся.

— Пора идти, — сказал он. — Мелия тебя наверняка обыскалась.

Трэвис отошел от постамента, потом остановился, шагнул назад и крепко сжал запястье друга.

— Ты сильный, Бельтан. Ты самый сильный и мужественный человек из всех, кого я встречал.