Марк Энтони - За гранью

— У тебя что, зеркальное зрение?

Трэвис, как всегда, не успел толком осознать случившееся, но понимал по крайней мере, что сейчас не время для недомолвок.

— Да, — сказал он растерянно, — только в моем мире это называется дислексия [9] Дислексия (dyslexia) — врожденный дефект зрения, затрудняющий восприятие текста при чтении. .

Фолкен снова выругался и проворчал:

— Предупреждать надо, руноплет хренов!

Трэвис чуть не рассмеялся: настолько нелепыми показались ему слова барда. Но тут к горлу снова подкатил ком, и все его веселье мигом испарилось.

Подошла Мелия. Она выглядела прежней невозмутимой красавицей, но маячивший за ее спиной Бельтан был мрачен и смотрел на Трэвиса волком.

— Зеркальное зрение, говоришь? — спросила она, приподняв бровь.

— Ага! — энергично кивнул Фолкен. — Я должен был сразу заметить — все признаки налицо! — да вот оплошал. Я попросил его изобразить руну света. Он так и сделал, только нарисовал сопряженную линию с точкой не справа, а слева.

— Зеркальное отражение?

— Ну да. В результате он начертил изображение сумеречной руны Синфат — прямой противоположности светлой.

Мелия вздохнула и принялась массировать виски легкими круговыми движениями пальцев.

— Что ж, это объясняет мою внезапную мигрень. Впрочем, я всегда знала, что от Синфата ничего хорошего, кроме головной боли, ждать не приходится.

— Да уж, — ухмыльнулся бард. — Как говорится, двум паукам в одной банке не выжить.

Трэвис смысла высказывания не понял, зато Мелия, судя по ее реакции, поняла очень даже хорошо.

— Не вижу ничего смешного, Фолкен, — сказала она, смерив того презрительно холодным взглядом. — Тебе прекрасно известно, что на меня действует любая рунная магия!

— Она на всех нас подействовала, да еще как! — проворчал бард. — Не пойму только, с чего это вдруг? У меня такое ощущение, что он начал связывать руну. Но этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Бельтан почесал кадык.

— А если бы он все-таки связал руну, что тогда? — спросил он.

Фолкен мрачно покосился на рыцаря.

— Тогда талатрин, в котором мы сейчас торчим, навеки превратился бы в обитель мрака и теней. И выбраться отсюда мы бы уже не смогли.

— Напрасно я спросил, — меланхолично произнес Бельтан. — Лучше бы мне этого не знать.

— Никто тебя за язык не тянул, — буркнул бард. — Но тебе нечего бояться. Искусство связывания рун утрачено столетия назад. Должно быть какое-то другое объяснение.

Мелия неторопливо обошла вокруг Трэвиса, не сводя с него глаз, вернулась на прежнее место и небрежно уронила:

— Возможно…

Трэвис все это время стоял неподвижно, вздернув подбородок и глядя прямо перед собой, хотя инстинкт требовал свернуться в клубочек, сделаться как можно более незаметным, а еще лучше — стать невидимым или провалиться сквозь землю.

Мелия снова заговорила. Хотя тон ее был деловым, из глаз исчезла колючая настороженность, и они вновь обрели мягкость и доброжелательность.

— Не будем больше гадать. Что бы ни случилось, никто не пострадал. Это главное. Позже будет время все обсудить, а сейчас нас ждет ужин. Похлебку я сейчас сниму и повешу кипятиться котелок с водой. Думаю, кружечка-другая мэддока никому из нас не повредит.

Трэвис с благодарностью взглянул на нее. Мелия ободряюще кивнула и вернулась к костру. Остальные потянулись за ней. Большая кружка обжигающе горячего ароматного мэддока существенно подняла настроение Трэвису, но когда дневное светило ушло за линию горизонта и на придорожный Круг пали настоящие сумерки, резко похолодало, и даже сидящих близ огня время от времени пробирала дрожь.

После этого происшествия Фолкен стал больше уделять внимания не запоминанию, а мысленному контролю. К сожалению, уроки случались только вечерами, а днем Трэвису приходилось скучать, мерно покачиваясь в седле своего мерина и борясь с дремотой. Мышцы ног давно окрепли и приспособились к верховой езде, но спина постоянно ныла, а унылый однообразный ландшафт мало способствовал тому, чтобы отвлечься от скуки и терзающих его болей в позвоночнике. Пологие цвета ржавчины холмы тянулись далеко на запад, теряясь в дымке горизонта, а на востоке все так же сумрачно вздымались в небо остроконечные пики Фол Эренна. Иногда на него нападало страстное желание свернуть с дороги и углубиться в горы или пуститься вскачь по бескрайней степи — все равно куда, лишь бы избавиться от опостылевшей прямизны тракта Королевы, по-прежнему прорезающего, как нож, все преграды и перепрыгивающего через реки и пропасти.

Большая часть проводимого в седле времени уходила на то, чтобы согреться. Трэвис научился обходиться почти без помощи поводьев. Мерин у него был смирный и без понуканий трусил за остальными размеренной рысцой, что позволяло отогревать руки за пазухой. Еще он научился — всего трижды свалившись с лошади — удерживаться в седле, регулируя посадку с помощью коленей. Ехал он в основном в одиночестве: Бельтана постоянно где-то носило, а Фолкен с Мелией держались в дюжине шагов впереди, упорно отказываясь делиться с ним обсуждаемыми проблемами.

Их нарочитое пренебрежение его обществом вызывало в нем порой жгучую обиду и даже злость. Ну почему никто не хочет рассказать ему, что на самом деле творится вокруг? Джек тоже не соизволил ничего объяснить той ночью в «Обители Мага». И брат Сай со своим идиотским шоу! Неужели они думали, что он не выдержит, если узнает правду?

«Быть может, они просто боялись?»

Трэвис не знал, откуда взялась эта мысль. Во всяком случае, он не слышал в тот момент никаких голосов, так подозрительно схожих с голосом Джека Грейстоуна. Возможно, она зародилась самостоятельно — где-нибудь в глубинах его подсознания. Но чем дольше он над ней размышлял, тем больше склонен был верить в правоту нечаянной догадки, поскольку все известные ему факты вполне укладывались в ее рамки. Что страшило Фолкена и Мелию, Трэвис, естественно, знать не мог, равно как и того, чем был напуган Джек. Но все они определенно чего-то боялись. Брат Сай, правда, вел себя несколько иначе, однако и тот отказался даже притронуться к предложенной ему Трэвисом железной шкатулке.

Поколебавшись, он достал ее — впервые с начала путешествия. Трэвис успел забыть, какой тяжелой кажется она на ладони. Провел пальцем по крышке шкатулки, сопровождая затейливые изгибы испещрявших ее рун. Некоторые из них он уже научился узнавать. В центре, крупнее прочих, было выгравировано изображение сумеречной руны — Синфат.

Трэвис в задумчивости принялся жевать нижнюю губу. То ли по чьему-то умыслу, то ли по странному совпадению обстоятельств эта шкатулка и камень внутри нее оказались в самом центре событий. Джек, Сай, Фолкен, Мелия — одним словом, все, кто имел более или менее отчетливое понимание происходящего, — были заинтересованы в шкатулке и в то же время не решались взять ее в руки.