Борис Сапожников - Исповедь безумного рисколома

— Жаль рисколома, — бросил Лосстарот, покосившись на распростёршегося на земле в луже собственной крови Эшли, — он оказывается был сильным магом. Мне бы пригодился такой союзник.

— Он знает слишком много. — Хардин подобрал свой меч и направился к рисколому с явным намерением прикончить.

— Оставь его, — отмахнулся Лосстарот. — Он уже умер, не видишь? Бери Фернана и пошли, времени осталось слишком мало. К утру следующего дня Брессионе займут войска кардинала. Так ведь?

— Но я видел его в будущем, — неуверенно сказал Хардин.

— Это ведь был всего лишь один из вариантов, Джон. А вот Рыцари Креста были тут к утру во всех, ты же сам так говорил.

Хардин недовольно покачал головой, но зашагал к Фернану.

Эльген пришёл в себя очень и очень нескоро. Солнце давно закатилось за горизонт, стояла глубокая ночь, взошла луна, давшая ему силы и исцелившая раны, правда не все — до полнолуния было далековато. Однако на то, чтобы превратиться в летучую мышь и покинуть Белый лес, его вполне хватило.

И как раз вовремя, ибо как только стихли хлопки кожистых крыльев, на злосчастную поляну вышли отец Симоэнш в сопровождении брата Гракха. Клирики были немало удивлены открывшейся ей картиной. Труп графа со шпагой в груди и распростёршийся на другом конце поляны Эшли, залитый кровью, всё ещё сочащийся из разорванного лица. Епископ подошёл к рисколому и склонился над ним, пускай и не надеялся на то, что тот жив. Однако мрачные предчувствия его не оправдались. Эшли ещё дышал.

— Его держит на этом свете магия, — загробным голосом произнёс брат Гракх, — иначе давно уже отправился на тот.

Епископ покачал головой, однако вынул из сумки корпию и принялся накладывать её на лицо рисколома. В итоге Эшли стал похож на мумию. Отец Симоэнш влил ему в рот порцию обезболивающего снадобья, изрядно разбавленного спиртом, и дождался пока тот ровно задышал, уснув ном выздоравливающего.

— Зачем, отче? — спросил брат Гракх. — Он же еретик и водится в нежитью.

— Я ведь из ордена святого Каберника, а мы не бросаем нуждающихся в помощи, кем бы они не были.

— Всё ещё желаете переманить его на свою сторону?

В чём не откажешь брату Гракху, так это в проницательности.

— Всё равно ведь откажется, — бросил он следом.

— Если в этом городе будет ещё хоть один верный сын Церкви, нам будет намного легче разбираться с тем, что тут твориться. А пока мы оставим его одного. Когда он восстановит силы, магия, что не дала ему умереть сейчас, исцелит его окончательно.

Мистик равнодушно пожал плечами и они вместе с кардиналом двинулись прочь от места побоища.

Я словно горел в огне, том самом внутреннем, магическом огне, он не жёг, но исцелял, восстанавливая силы и кровь. И вот, я уже не спал, я бодрствовал, пускай и не мог пошевелить и пальцем, ибо исцеляющий пламень не давал мне сделать этого. Я отлично видел орков, крадучись продвигающихся по лесу, мог даже пересчитать их, а вот сделать ничего был не в состоянии. От этого хотелось скрипеть зубами, ничего иного не оставалось. Тем временем орки окружили меня, осмотрели труп графа (интересно, кто его прикончил?) и не без опаски направились к моему неподвижному телу.

Оговорюсь, с момента, как я заглянул в глаза Лосстароту, увидел сначала своё (которое желал позабыть навсегда), а затем и его прошлое, узнал, кто он такой и как стал тем, кто он есть сейчас, я не могу припомнить ничего. То есть абсолютно, ничего, хоть и знаю, что что-то происходило.

Орки же оглядели меня со всем вниманием, только что не обнюхали, но трогать не спешили, явно ожидая кого-то или чего-то. Дождались. Ко мне подошёл старый орк, увешанный разнообразными амулетами, по которым я распознал в нём шамана. Тот кряхтя опустился рядом со мной на колени, со всей аккуратностью положив рядом свой посох, когтем подцепил перевязку на моём лице. Кто-то основательно постарался, остановив кровотечение и обработав раны, — остальное сделала магия.

Приглядевшись к моим глазам, шаман вдруг резко отшатнулся, едва не рухнув на землю, с большим трудом удержав равновесие. Переведя дыхание, он вновь приблизил своё лицо (с большой натяжкой, конечно) к моему, так что я почуял его зловонное дыхание, затем ощерился, не то в оскале, не то в улыбке, и воскликнул, обдав меня ещё одной волной вони:

— ОГНЕННООКИЙ!

— ОГНЕННООКИЙ! — поддержали остальные. Кто с торжеством, кто с откровенным недоверием. Последним особенно отличался вождь (или ещё какой-то командир) отряда, его взгляд то и дело перемещался с меня на шамана и обратно.

— Он пришёл к колену Улага! — продолжал шаман, поднимаясь на ноги и потрясая резным посохом. — Он поведёт нас на битву! И будет кровь, и будет сталь, и будет смерть!

— СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! — понеслось над поляной.

Я рискнул встать, держась как можно ровнее и не опираясь на ствол дерева, в корнях которого валялся. В жизни орки более всего ценили силу и выносливость, и видя, что не все поверили в то, что я какой-то там "огненноокий", я решил не уронить себя в их глазах, ибо в противном случае меня вполне могли прикончить за то, что не оправдал надежд и ожиданий. Привычным движением я извлёк из-за пояса Рукбу (странно, его вроде бы Лосстарот забрал) и быстро срезал с лица корпию. Вот тут все орки взвыли в один голос, подавшись назад, будто я чумной или прокажённый. "Огненноокий, огненноокий, огненноокий", — прошелестело по рядам бывалых вояк, ветеранов многих войн, что было видно по количеству шрамов на их зелёных лицах и зазубринам на ятаганах и щитах.

Видимо, недоумение слишком явно отразилось на моём лице, потому что шаман вытащил из объёмной сумки, висевшей на ремне здоровенный кубок и наполнил его водой из фляги. Кивком поблагодарив его, я склонился над кубком, заменившим зеркало, и понял, что орки были правы. Кроме шрамов, украшавших щёку, на физиономии моей выделялись глаза, воистину горевшие в полумраке леса. Огненноокий, значит, дела…

Тут из рядов орков выступил один, скорее всего, самый молодой с мечом на сгибе ладони. Как я и ожидал это оказалась тяжёлая сабля, наподобие абордажной с гардой, закрывающей всю ладонь. Я взял её, сделал пару пробных взмахов, а орк уже протягивал мне круглый баклер, как и мой с заточенными краями. К сожалению, броня орков мне подойти не могла, — телосложение слишком разное, они только с виду похожи на людей, но куча мелких отличий в сумме делали её совершенно непригодной для ношения среднестатистическим человеком. К тому же, они не принимали никакого стрелкового оружия, почитая его бесчестным, в их понимании, схватка — это когда лицом к лицу с саблей или ятаганом в руках.

Приняв баклер и нацепив его на запястье, сел, на удивление как влитой, я пристегнул к поясу ножны с саблей, едва не выронив Рукбу, и только тут понял, что орки ожидают от меня каких-то слов и действий. Я поднял руку, сжав кулак, и воскликнул на орочьем: