Флейм Корвин - Вор и убийца

Инквизитор склонился к столу со своими приспособами для пыток, он снова перебирал их, бормоча что-то неразборчивое себе под нос.

— Не поминай лихом, Христофер, — прошептал Ричард.

— Гард. Николас Гард.

— Пусть будет Гард.

Тейвил уронил голову на грудь. Его пересохшие губы произносили слова молитвы. Не хотелось верить, что он сломался. Но я сам был уже за гранью отчаянья. Нам суждена мученическая смерть. Небо проявит неслыханную милость, если умрем быстро.

Проклятый пепел! В отличие от Ричарда, я не мог вспомнить ни слова молитвы! Лишь взывал к милости Бога Отца и Бога Сына! А в голове только сквернословия и богохульства. Небеса никогда не примут мою черную душу! Ей уготована дорога в Ад!

Монах по-прежнему звенел железками.

За дверью послышались шаги. Я превратился в слух, моля двуединый Святой Дух, чтобы это шли к нам. Хотя бы это, Боже! Я искал надежду буквально во всем, что бы это ни оказалось. Даже в чьих-то шагах! В дверь настойчиво затарабанили кулаком.

— Открывайте! — прогремел требовательный железный голос Велдона.

Монах в черной рясе не подал вида, что происходит что-то стоящее внимание.

— Отворяй, сукин ты сын, — прошипел Тейвил. Его церковник услышал. Он резко вскинул подбородок и уставился на барона своим змеиным немигающим взглядом.

— Открывайте! — снова забарабанил по дубовым доскам отец Томас. — Именем… У меня лично распоряжение Его Светлости насчет заключенных!

Упоминание герцога Альбрехта подействовало на имперца. Спустя несколько мгновений он раскрыл дверь, но при этом встал так, чтобы перегородить вход в камеру.

— Отец Франс, — произнес Велдон. За его спиной был еще кто-то.

— Отец Томас, — ответил огсбургец, учтиво склонив голову, но не сдвинулся с прохода. Ничуть не смутившись, Велдон шагнул вперед и едва не уткнулся своим носом-картошкой в ястребиный клюв имперца. Бросилось в глаза, что их рясы были разных цветов: черная у отца Франса и коричневая у Томаса Велдона.

— Немедленно пропустите! Его Светлость поручил принять исповедь у всех узников, кто захочет покаяться перед смертью. Вы, отец Франс, будете препятствовать мне?

Имперец неохотно отступил на два шага. Вслед за Велдоном в камеру зашли еще двое инквизиторов в коричневых рясах. Огромные и крепкие; широкоплечие. Монашеские рясы смотрелись на них совершенно чужеродно. Типичные трактирные вышибалы, даже выражение на лицах соответствующее. Напускная маска равнодушия и глаза, не блещущие особым интеллектом.

— Братья из монастыря Маунт, — сказал Велдон, — отец Брендон и отец Джон.

— Зачем они здесь? — рука инквизитора в черной рясе сжалась в кулак и непроизвольно дернулась к кресту, вышитому над сердцем. Его вывели из себя, хотя отец Франс смог сдержать большую часть всколыхнувшего его раздражения.

— Они со мной, — то ли пояснил, то ли указал отец Томас.

Один из монахов из аббатства для проклятых душ нес тугой сверток, который сейчас прислонил к стене, чтобы ничто не мешало разобраться с дверным замком. Когда тяжелая дверь захлопнулась, второй громила в церковной рясе решительно направился к овальному столу и начал бесцеремонно копошиться в пыточных инструментах.

Всплеснув руками и зло обронив несколько слов на имперском наречии, огсбургец бросился к своему имуществу.

— Так значит вы оба здесь, — несколько задумчиво сказал Велдон, приблизившись к нам. Его слова показались непонятны. Что значит оба?

— Отец Томас, — смирено произнес Ричард, — я…

— Погодите, лейтенант, — перебил его священник. — Сперва мне бы хотелось узнать у вас одну принципиальную вещь.

— Что? — непонимающе спросил Тейвил. Пожалуй, я впервые наблюдал растерянность на физиономии барона. Да и мне самому был не очень-то понятен поступок Велдона. Отец Томас слыл и на деле являлся весьма строгим ревнителем устоев Матери Церкви. Немыслимо, чтобы он вот так бесцеремонно оборвал покаяние. Тем паче у смертника.

Зашевелились подозрения. Не разыгрывают ли инквизиторы дешевый спектакль. Но мне глубоко наплевать на драматургию церковников. Я хотел жить!

— Святой отец, чтобы вы хотели услышать? — заговорил я. Сейчас его уши получат все, что только пожелают. Я тоже сыграю в их представлении. Тем более что о моих настоящих тайнах Велдон даже примерно не ведает.

— Тебя зовут Николас Гард?

Начало разговора не слишком безобидное. У королевского правосудия к человеку с таким именем найдется немало вопросов, и отнюдь не только в Арнии. Но в нынешней ситуации отпираться бессмысленно. Я согласно кивнул.

— Ты вор, — отец Томас задумчиво почесал свою седую короткую бородку, сделавшись очень похожим на университетского профессора, — и Даман уверяет, что еще и опасный разбойник, флибустьер. Словам предателя особой-то веры нет, да…

Велдон замолк, не договорив свою мысль.

А в выражениях он не стесняется! Чего инквизитор хочет этим добиться? Или сказанное не уловка, и святой отец говорит искренне? Священник очень близко подошел ко мне и уставился в глаза. Наши переносицы едва не касались. Его взгляд беспокойно бегал, но оставлял все то же тягостное ощущение, как тогда в нашу первую встречу.

— Верить Конраду больше нельзя, — вновь сказал отец Томас, — да только ты уже сбегал из этой тюрьмы. Ты жить хочешь, Гард?

— Кто ж не хочет, святой отец, — неожиданно я понял, что слышу собственный хриплый голос. Словно со стороны и как будто чужой.

— А ты лейтенант? — инквизитор оставил меня и теперь буравил взглядом драгуна.

— Хочу!

— Верно ли говорят, что барон Ричард Тейвил прибыл сюда не просто из столицы, а из Тайной палаты?

Собственная Его Королевского Величества палата Тайных дел! Это, если полностью произносить название сей особой канцелярии. Королевские ищейки, которые суют нос во все мутные дела и оберегают монаршую особу от заговоров. Поговаривают, что все личные телохранители короля из них. В Ревентольских кабаках байки о невероятной крутости дворян из Тайной палаты, чьи имена, конечно же, скрыты от публики, прочно занимают второе место по популярности после похабных анекдотов.

Тейвил не ответил. Велдон тоже молчал. Тишина продлилась несколько долгих томительных минут, пока отец Томас не начал мерить камеру шагами.

— Император Карл Первый еретик! Почти два года как Церковь в границах империи присягнула на верность трону. Хотя нет, — Велдон яростно смотрел на собрата в черной рясе. Челюсть имперца шевелилась, глаза по-прежнему горели огнем, но он сохранял безмолвие. По обе стороны от иноземца в позе цепных псов застыли великаны отца Томаса. — Нет! Отступники дали клятву и служат даже не трону, а семье Огсбургов! Дьявола отродья! Ибо сказано: богу богово, а кесарю кесарево!