Джонатан Уайли - Лабиринт теней

Лишь поздним вечером, когда все были устроены, Бэйр смог потолковать с Иро. Они уютно расположились в плавучем жилище Магары и даже успели принять нескольких лекарей, но никому из них пока не удалось определить, что послужило причиной странного паралича раненых, а соответственно, и предложить какой-либо метод лечения. Правда, целители пообещали провести кое-какие исследования и снова зайти на следующий день.

Когда они остались наедине, алхимик поведал Бэйру и Россу о намерении Магары уехать и о том, что послужило тому причиной. Рассказал он им и о том куда намеревалась отправиться девушка.

— Если их с Хьюиттом ничто не задержало в пути, — заключил он, — они должны были достичь Неверна уже несколько дней назад. Но вот когда она вернется, я даже предположить не могу. Сама Магара намеревалась отсутствовать не более месяца…

Бэйр и Росс не знали, что и думать, но были единогласны в одном: надо как можно скорее сообщить обо всем Варо и Бростеку.

— Я отправлюсь в путь рано поутру, — сказал Росс. — А ты позаботься о больных. — И он с сожалением взглянул на брата.

— Не беспокойся ни о чем, — ответил Бэйр, обрадованный готовностью молодого товарища совершить путешествие. — Отправляйся сперва в Дансери, там оставишь сообщение — так они скорее его получат. — Повернувшись к Иро, он добавил: — Спасибо тебе за помощь.

— Я сделал все, что мог, — сказал алхимик. — Мне кое-что известно о ваших подвигах. К тому же не меньше вашего хочется, чтобы Магара поскорее возвратилась, живая и здоровая.

Росса не было уже целый день, и за это время в состоянии больных не наступило никаких перемен, невзирая на все усилия тревайнских лекарей. Замученный долгим путешествием и ночным бдением у ложа больных, Бэйр заснул.

И тут шевельнулся Лисле.

— Мага-а-а-ара, — выдохнул юноша, и на губах его заиграла блаженная улыбка.

Он медленно сел на постели, потом бесшумно встал и, прихватив лютню, на цыпочках вышел в открытую дверь. Прежде неловкий, юноша ступал теперь так легко, что плавучий домик даже не шелохнулся. Лисле словно плыл в воздухе…

На деревянных сходнях он помешкал, вглядываясь в озеро. Поверхность его была гладкой, словно гигантское зеркало, в котором отражалось постепенно светлеющее небо, темные скалы и домики. Но Лисле глядел куда-то в самые глубины, словно ища чего-то взглядом.

К сходням привязана была чья-то лодка, и Лисле, двигаясь необычайно сноровисто и ловко — от былой его скованности не осталось и следа, — забрался в нее. Он устремил взгляд на узел, потом робко потянул за веревку. Узел не поддавался. Тогда Лисле тихонько запел, пальцы его задвигались в такт странной мелодии, и узел сам собой ослаб, а вскоре и совсем развязался.

Было еще совсем раннее утро, и пробудились лишь немногие, да и те почти не глядели в сторону озера. Грядущий день обещал быть одним из знаменитых «зеркальных дней», когда даже легкий ветерок не нарушал спокойной безмятежности тихих вод, а в такие дни никто не смел тревожить водной глади. Поэтому никто и не заметил, как Лисле, орудуя единственным веслом, устремил легкое свое суденышко на самую глубину. Он продолжал тихонько напевать. Вокруг лодочки во все стороны расходились еле приметные круги.

Отплыв от домика, Лисле отложил весло. Взяв лютню, он замер, глядя на воду. Легкая рябь все еще была видна, и юноша долго смотрел на нее, прежде чем начать играть. Тихая и спокойная мелодия поплыла в воздухе, словно убаюкивая ветер. И круги на воде, будто завороженно внимая дивной музыке, постепенно исчезали, поверхность озера вновь стала безупречно гладкой. Лодочка Лисле замерла, а юноша отложил лютню, поднялся и прыгнул в воду.

Он тотчас же погрузился с головой, лишь беспомощно взмахнув руками. Из глубины поднялось на поверхность несколько серебристых пузырьков, но вскоре и они исчезли, снова озеро стало гладким, словно зеркало.

Когда обнаружили пустую лодку, все изумились несказанно. Люди и предположить не могли, что кто-то посмел нарушить многовековую традицию, да и что делать, никто из них не знал. Ныряльщики божились, что это не их рук дело, но никто, кроме этих удивительных людей, не мог оставаться под водой так долго. Владелец лодки клялся, что она была надежно привязана.

Но вот суета на берегу разбудила Бэйра. Он тотчас же обнаружил исчезновение Лисле и заподозрил неладное. Но даже теперь ныряльщики не торопились вопреки традиции отправляться на поиски пропавшего. Бэйр упорствовал. И тут внезапно повеяло свежестью, на озере появилась легкая рябь, и лодки ныряльщиков немедленно устремились к цели. Брошенная в пустой лодке лютня Лисле подтвердила их худшие опасения. Сразу несколько человек нырнули, долго обшаривали дно, но ничего не обнаружили. Если Лисле и впрямь утонул, то, должно быть, тело его подводными течениями унесло в самые глубины, и обнаружится оно очень нескоро, если вообще будет когда-нибудь найдено.

Все терялись в догадках, почему паренек покончил с собой. Тому не было решительно никаких причин. Все искренне скорбели об утрате, ведь юноша был гениальным музыкантом…

Печальный Бэйр возвратился к больным, которые пребывали все в том же состоянии. Он всем сердцем жалел Лисле и казнил себя за то, что не устерег его. Старый солдат, недолго зная Лисле, подобно всем остальным был глубоко тронут невероятным сочетанием дара и убогости, уживавшихся в этом странном юноше. Единственное утешало Бэйра: Лисле пришел-таки в себя без всякой посторонней помощи. Это вселяло надежду. Может быть, Роган и Слэтон тоже вскоре очнутся? Но даже эта мысль не принесла ему радости, ведь когда Слэтон очнется — если, конечно, ему суждено очнуться, — старому солдату волей-неволей придется поведать ему о гибели Лисле…

— Мага-а-а-ара…

Лисле знал, что она где-то поблизости, и хотел ее отыскать. Хотя ему и не дано было словами поведать о своих чувствах, музыка, которая стала его жизнью, делалась еще чудеснее, когда девушка находилась рядом. Он вовсе не думал, что Магара в озере, да он и не знал, что это такое — озеро. Просто чутким ухом он уловил ее музыку. Доносилась она из темных глубин, и он послушно шел на этот зов.

Юноша страшно испугался, очутившись под водой, ведь он и понятия не имел, что ждет его в глубине. Серебристые пузырьки заворожили его, но дышать стало больно, и он просто перестал дышать. Только глядел вокруг и слушал несмолкающую музыку, которая делалась все отчетливее и громче.

Глубже, еще глубже… Делается все темнее. Как холодно. Болят грудь, уши, лицо… Чернота. Глубже, глубже…

— Мага-а-ара…

Внезапно он ощутил, что поднимается вверх. Становилось светлее. Но боль росла и крепла, и было невыносимо холодно. Темнота вокруг уже совсем рассеялась. Выше, выше…