Елизавета Тьма - Господин Вечности

-- Я не знаю. Не знаю. Но мне очень погано.

-- По тебе заметно, -- заверил тёмный братец. -- К врачу, я так полагаю, ты не хочешь?

-- А что, должен?

-- Нет, не должен, -- ответил Шон. -- Отлежись хотя бы. Выспаться для разнообразия ты же можешь?

-- Хорошо. Но только потому, что сил и желания с тобой спорить у меня нет, а ты всё равно не отвалишь, -- вымученно улыбнулся брату я.

Он только хмуро покосился на меня и кивнул в ответ.

День прошёл как в тумане. Отговорившись усталостью, я попытался остаться один. Братья как-то странно переглянулись, Шон едва заметно кивнул и не внял моей просьбе. На весь оставшийся день он практически превратился в мою тень. И наличие вполне материального брата заставляло меня не обращать внимание на нереальных людей, тёмных и светлых, появлявшихся периодически из теней и света.

После обеда куда-то испарились Маньяки. К вечеру Вану стало нехорошо. Светлый опять очень сдержанно кашлял, утирая кровь с губ, и мотало из стороны в сторону его отчаянно. Поскольку Маньяков след простыл, а Шон не решился отправлять Вана в медчасть одного, я, наконец, остался в одиночестве.

-- Сам дойдёшь? -- тревожно глядя на меня, спросил Шон перед тем, как уйти.

-- Да куда я денусь? Уж до общаги доползу как-нибудь, -- заверил я.

Дойдя до коридора, ведущего к донжонам общаги, я остановился и взвыл от досады:

-- Ну что за ересь! Опять придурочные первокурсники отжигают?! Черти долбанутые!

Кто-то разлил по коридору нечто липкое и настолько вонючее, что слезу вышибало убийственной газовой атакой. Пока не убрали, добраться до общаги можно только в обход. Ближе всего -- по улице. Или делать большой крюк через половину соединённых меж собой зданий и запутанных переходов. Самые отчаянные самоубийцы рисковали пытаться проскочить, не наступая в это липкое, изгадившее весь пол на ближайшие метров десять. На улицу не хочу, я в повседневной форме, а не в тёплой. Тащиться через всё здание -- хочу ещё меньше.

-- Идём через нижний коридор.

Повернув голову, посмотрел на оказавшегося неподалёку Женю. Возразил:

-- Так он же закрыт.

-- Вообще-то, уже открыт, хотя сказать об этом забыли, -- пожал плечами нурман. -- Ну, ты идёшь, или по улице предпочитаешь?

-- Иду, -- согласился я, направляясь к лестнице в подвальный уровень.

-- Вот объясни мне, тёмный, -- обратился ко мне Женя, когда мы миновали стальную решётку, раньше закрывавшую вход в подвальный уровень, -- почему вы такие? Помешанные на клановости, бесконечно преданные императору. Не понимаю, почему? Даже одиночки, воспитывавшиеся среди людей, никогда не бывавшие в Тёмной империи и уж владык своих не видевшие -- тем более.

-- У нас нет выбора, -- ответил я, глядя под ноги. -- Вы, люди, рождаетесь свободными. Мы... как бы тебе объяснить... мы несём пожизненное долговое обязательство, и, пожалуй, принадлежим ... Госпоже Ночи, императорам и роду, а уж только потом самим себе. Это даёт силы изначально, но и лишает какой-то части свободы.

-- И что, вы такие -- все? Совсем все? -- полюбопытствовал Добровольский.

-- Есть и выродки, -- нехотя признал я. -- Но их мало. И мы таких уничтожаем, если они начинают нести какую-либо угрозу обществу. Поэтому выродки тщательно скрываются. Ты наверняка знаешь, что бюрократии у нас особо нету, когда рядом есть Рыцарь. Желательно постарше и ступенью повыше.

-- А ступени как различают? -- спросил Женя.

Не обратив внимания на то, что его голос прозвучал странно приглушённо, я отозвался:

-- Степенью ответственности...

Дышать стало трудно. Схватившись за горло, я судорожно сглотнул, вскинул голову к потолку... А дальше -- темнота.

Очень хочется пить.

Раскалённый красный песок скрывал под собой океан холодной воды. Я видел его сквозь пелену, слышал шум волн, но жар песка не давая коснуться воды.

Небо не знало границ. Оно было везде. Ни следа земли -- одно лишь бесконечное небо... Обжигающе холодное. И снова ни капли живительной влаги.

Как же я пить хочу...

Небо потемнело, налилось цветом. Стало озером, позволяя мне наконец утолит невыносимую жажду. И я пил, давясь и захлёбываясь, жадно пил саму жизнь...

Синяя вода стала серой. Обрела какие-то углы и очертания. Стены. Серые, бетонные. Потолок. Тоже серый. Вода оказалась настоящей. Кто-то дал мне напиться.

Осознав себя сидящим, попытался оглядеться. Что за фигня...

-- Очнулся, принцесса?

Пару мгновений пришлось потратить на то, чтобы идентифицировать обладателя голоса и наглой рожи. Евгений Добровольский. Вокруг остальные питерцы, даже "нервная институтка". И, что удивительно, Руслан из моей группы. Подвальное помещение. Давно сюда нога разумного не ступала. А эти лысые макаки, явно тут не первый день хозяйничающие, не считаются.

-- Ничего нового... -- вздохнул я, обнаружив стянувшие руки и ноги ремни. Онемевший язык слушался паршиво. Туман в голове, с соображалкой беда. Сознание то и дело желает уйти куда-нибудь в неведомую даль. -- Вы, приштырки, не могли быть более оригинальными? Накатанная схема -- подсыпать дурь, втереться в доверие, ловушка. Птичка в клетке. Хотя, признаюсь, вы оригинальней последних. Те меня на цепи держали, а у вас тут ремни... Ну и что вам, придурки, надо? Полцарства в качестве выкупа от рода, или принести меня в жертву?

Стас и Женя переглянулись.

-- Он бредит, -- уверенно сказал Женя. Взял табуретку, подсел ко мне поближе. -- Знаешь, мелкая дрянь, ты нам услугу оказал с отработкой в столовке. Мы всё это время добавляли смесь занятных психоделиков тебе в еду. Недавно дозировку увеличили. Эти психоделики подавляют волю, заставляя подчиняться и соглашаться со всем, что тебе скажут, и вызывают видения из самых тёмных глубин подсознания. Как тебе результат? Нравится? Знатно тебя клинило последние пару дней?

Мне стало смешно. Я сощурился, подался вперёд насколько мог будучи привязанным к стулу, и вкрадчиво спросил:

-- Ты моих братьев не боишься? Я же знаю, что ты видел настоящий лик моего среднего брата. И как тебе? Понравилось? Часто ночами теперь постелька маленького мальчика Жени мокрая от страха?

Ответом мне стал удар по лицу.

Щит с души сползал по миллиметру моими неимоверными усилиями. Привычка держать его так вросла в подкорку, что он не сойдёт даже в коме.

"Ван, твою мать, отзовись! Меня тут убивать собираются!"

"Чего?.. -- наконец прозвучал далёкий, сонный ответ. -- Что, ты их сам порешить не можешь?"

"Три слова, -- мысленно оскалился я. -- Дурь, плен, количество. Поэтому давай бегом! Я тут где-то в подвальном этаже. Наверное".

"Я найду. Жди", -- ощущение присутствия брата исчезло.

-- Попортишь мне лицо -- я с тебя кожу живьём сдеру, -- меланхолично пообещал питерцу я.

-- Ты невероятно наглый, -- усмехнулся Стас. -- Или безголовый. Только законченный псих способен отключить инстинкт самосохранения. Хочешь знать, зачем ты здесь, мальчишка?