Виктория Угрюмова - Двойник для шута

— За всеми не уследишь, — говорил Сивард, прохаживаясь по дворцовому парку в компании с Джералдином. — Но меня и не просят, а это равносильно тому, что признают собственное бессилие. Этот турнир напоминает мне самую азартную игру, в какой я когда-либо участвовал: убьют или не убьют императора?

— Маркиз! — укоризненно произнес секретарь. — Что вы такое говорите? Одумайтесь.

— Перестань, — досадливо отмахнулся одноглазый. — Что вижу, то и говорю. Не выдумываю же я. Тела не нашли, Крыс-и-Мыш растворились в пространстве, как утренний туман, — можно подумать, я их сам выдумал! Где шляются эти мерзавцы, хотел бы я знать! А-а-а-а…

Джералдин вздохнул. Он полностью разделял тревогу своего начальника, но не мог предложить в данном случае ничего конкретного. Ему точно так же казалось невозможным гарантировать безопасность императора в многотысячной толпе, и так же, как Сивард, он полагался только на удачу. С его точки зрения, шансов было маловато.

Они вынырнули из лабиринта, образованного вьющимися растениями, и чуть не сбили с ног Аббона Флерийского и князя Даджарра, которые вышли после ужина в парк отдышаться.

— Нет! — воскликнул Аббон при виде одноглазого. — Нет! Только не это пытливое и любознательное чудовище! Прочь, нечистый…

— Ишь ты, ишь ты, раскричался, — сморщил нос Сивард. — Можно подумать, я рыскал в окрестностях в поисках тебя, единственного и незаменимого. Да ты мне вовсе и не нужен, если хочешь знать — я отдыхаю и душой, и телом, а дела меня не интересуют. Кстати, ты не мог бы мне разъяснить один непонятный момент?

— О-о-о, — промычал Аббон.

— Знаете, друзья, — ослепительно улыбнулся князь Даджарра. — Вы тут побеседуйте, а я пойду работать.

И он в буквальном смысле слова улизнул, оставив мага на растерзание встревоженному, а потому как никогда вдумчивому Сиварду.

Джералдин деликатно отошел в сторону и уселся на краю бассейна, погрузив руки в прохладную чистую воду.

— Что же ты и сам мучаешься, и другим покоя не да ешь? — спросил Аббон. — Что на сей раз?

— Ты только не сердись, — тронул его Сивард за плечо. — Я просто себе места не нахожу: мечусь вот, понимаешь. Скажи, Аббон, можно ли почувствовать… нет, не так — можешь ли ты почувствовать такого же, как ты, если он будет совсем близко?

— Конкретнее, пожалуйста.

— Ну, если во время турнира кто-то воспользуется возможностью и попытается напасть на государя… ну, я не знаю как! Ты же должен знать!

Аббон потер шею, затем оттянул воротник, словно тот душил его, и уселся прямо на траву, подобрав под себя ноги. Одноглазый примостился рядом.

— Умеешь ты ткнуть пальцем в больное место. Вечно, что ни спросишь — то рану разбередишь. Понимаешь, Сивард, толпа — это нечто особенное, мы с тобой уже говорили об этом. Когда несколько тысяч человек одновременно пугаются, злятся, радуются — короче, переживают все, что происходит на арене, то получается такой выброс энергии, что сам Браган может спокойно становиться у меня за спиной, да еще и делом заниматься — я его все равно не смогу почувствовать. С точки зрения мага, амфитеатр во время турнира превращается в кипящий котел с такой концентрацией силы, что если бы люди научились еще и направлять ее на одну цель, а не разбрасывать как попало, то мир можно было бы перевернуть.

— Итак…

— Итак, ответ на твой вопрос: нельзя, абсолютно невозможно.

— И даже дракона ты бы не почувствовал?

— Дались тебе эти драконы! — вскипел Аббон. — Нет! Нет и еще раз нет — ни дракон бы ничего не почувствовал, ни дракона бы никто не почувствовал.

— Но это же замкнутый круг какой-то! — возопил одноглазый.

— В том-то вся и беда, друг Сивард. Потому и существуют двойники, что никакая система охраны не может быть совершенной и безупречной. Хоть какая-то лазейка да найдется.

— Это мне известно, — осклабился рыжий, наслаждаясь воспоминаниями о том, сколько крови попил у своего предшественника.

— А страшнее всего фанатики. И ты тоже это знаешь. А что касается турнира, полагаешь — ничего больше сделать нельзя?

— Будем ждать. Но, между нами, Сивард, я почти распрощался с очередным близнецом. Потому что, если бы это я хотел совершить покушение на императора, то не видел бы лучшего способа, чем воспользоваться его присутствием на турнире.

— Никаких возражений. Я думаю о том же.

— Что ж, удачи нам, — сказал Аббон, похлопав Сиварда по плечу. — А теперь прости. Мне пора.

Второй тур требовал от участников большей ловкости, мастерства и выносливости, нежели первый. Им предстояло участвовать в сражении двух отрядов по двадцать человек. Пять гвардейцев императора на сей раз должны были исполнять роль непредвзятых и строгих судей. Они верхом выезжали на арену и пристально следили за тем, чтобы участники турнира не нарушали установленных правил.

Правы были те, кто утверждал, что в таком скоплении людей невозможно уследить за кем-то одним, особенно если не знать, за кем именно. И трудно упрекать герольдов и пажей, что они не обратили внимания на то, что сегодня одному из рыцарей прислуживают иные слуги, нежели вчера.

Оказавшийся в числе сорока победителей вчерашнего состязания воин из Эйды отличался от прочих своим телосложением. Он был самым худым и невысоким среди всех, что, собственно, и стоило ему жизни. Глухой ночью он был зарезан в своем шатре, и его герольды не избежали этой злой участи. Избавиться от мертвых тел для бангалорских магов и убийц Терея не составило особого труда. Все благоприятствовало успеху их замысла: даже то, что шатер эйдского воителя был, как и все прочие, разбит прямо на зеленом склоне, на берегу Алоя. И потому четверых, убитых прямо во сне, зарыли здесь же, не выходя наружу. Ни шума, ни возни — словом, ничего подозрительного никто не заметил, да и заметить не мог.

Бангалорцы были весьма осторожны и попусту рисковать не хотели. Потому даже теперь старались использовать минимум заклинаний, да и те отбирали тщательно, придирчиво. В основном лицо йетта изменили при помощи воска, крахмала, косметики и прочих ухищрений, столь хорошо известных лицедеям и лазутчикам. Удивительно, как можно преобразить человека, имея под рукой минимум средств. А у посланцев Эрлтона было все, что только можно себе вообразить, а вообразив, купить за деньги.

Остаток ночи они потратили на то, чтобы подогнать одежду и латы под фигуру йетта, чтобы он чувствовал себя свободно и легко.

Рыцаря из Эйды звали Кайреном Алуинским, и он был простым латником — владельцем маленького замка, потомком древнего и славного, но не слишком знатного рода. Слыл он чудаком и нелюдимом, не бедствовал, хотя и не был богат, а главное — прибыл на турнир всего с тремя спутниками: слугой и двумя герольдами. Его щит был поделен на две части — багряную и черную. На черном поле был изображен медведь, стоящий на задних лапах с топором в передних, а на багряном — серебряная рука. Его доспехи, плащ и плюмаж на шлеме были также двухцветными.