Майкл Салливан - Заговор против короны

Дети выбегали на обочину дороги, но взрослые старались как можно быстрее оттащить их назад. Майрон никогда раньше не видел детей, по крайней мере с тех пор, как сам был ребенком. Мальчиков нередко отправляли в монастырь в возрасте десяти — двенадцати лет, но там не было почти никого младше восьми. Самые маленькие дети казались Майрону невероятно забавными, и он с изумлением наблюдал за ними. Шумные и по большей части грязные, они походили на сильно уменьшенных пьяных взрослых, но выглядели на удивление мило и смотрели на него с таким же удивленным выражением лица, с каким он сам смотрел на них. Они махали ему рукой, и Майрон не мог им не ответить, хотя это было, наверное, не очень по-военному.

Войско продвигалось на удивление быстро. Пехота, выполнявшая приказы, как один человек, поочередно переходила с марша на более расслабленный шаг, который на деле был не намного медленнее. На лицах их застыло выражение мрачной решимости. Никто ни разу не улыбнулся.

Так войско продвигалось в течение многих часов. Никто им не препятствовал. Никто не преграждал путь, никто не поджидал в засаде. Майрона не покидало чувство, что он скорее участвует в увлекательном параде, нежели в подготовке к жестокой битве. Наконец вдали показались первые очертания Меленгара. Фанен показал ему рукой на высокую колокольню Маресского собора и высокие башни замка Эссендон, над которым не развевался ни один штандарт.

Передовой отряд доложил, что город защищает большое войско. Лорды приказали своим полкам выстроиться в боевой порядок. Сообщения передавались с помощью флагов. Лучники натянули тетиву на своих луках, и войско произвело перестановку. Солдаты выстроились в шеренги по трое. Лучники выдвинулись вперед и шли за пехотинцами.

Майрона и Фанена отправили в арьергард. Теперь они ехали в обозе вместе с поварами, жадно поглощая все увиденное и услышанное. Это новое, стратегически выгодное положение позволило Майрону наблюдать, как часть войска отделилась от основного состава и двинулась к городу, обходя его справа. Когда полки добрались до подошвы холма и попали в поле зрения стражи на стенах замках, где-то вдалеке заиграл военный рожок.

С крепостной стены донесся ответный зов рога. Лучники Галилина выпустили в сторону защитников замка град стрел, на мгновение накрывших небо, подобно темной туче. Стрелы все летели и падали, и Майрон услышал ослабленные расстоянием крики защитников замка. Он с интересом следил за тем, как всадники разделились на три отряда. Один остался на дороге, а два других прикрыли его с флангов. Основной отряд нападавших перешел на быстрый шаг…

Заслышав звук рога, Мейсон Грумон и Диксон Тафт повели своих людей вверх по Кривой улице, после чего Нижний квартал почти обезлюдел. Именно этого сигнала велели ждать Ройс и Адриан — сигнала к нападению.

Воры разбудили обоих друзей посреди ночи, и с этой минуты жизнь в Нижнем квартале Медфорда забила ключом. Мейсон и Диксон поспешили разнести повсюду новость о том, что эрцгерцог убил короля Амрата, принцесса не виновна, а принц возвращается, чтобы наказать заговорщиков. Поднять нищее простонародье на вооруженное выступление против помыкавших ими солдат не составило труда. К тому же некоторые рассчитывали вдоволь помародерствовать или хотя бы получить в случае победы награду от короля. И даже многие из тех, кто не собирался восстанавливать справедливость или клясться в верности престолу, присоединились к восставшему народу, чтобы отомстить ненавистной знати за былые унижения.

Люди вооружились вилами, топорами и дубинами и облачились в самодельные доспехи, наспех закрепив под одеждой попавшиеся под руку железные предметы. В большинстве случаев им пришлось позаимствовать у жен противни. Люди Нижнего квартала брали числом, но смотрелись довольно жалко. После того как Гвен подняла на ноги весь Ремесленный квартал, в их рядах появилось несколько человек, вооруженных мечами, луками, но в неполных доспехах. Никто не мешал простолюдинам сбиваться в стаи, поскольку городскую стражу полностью перевели на охрану замка, а большая часть знати отправилась на суд над принцессой.

Процессию возглавляли Мейсон и Диксон. В одной руке Мейсон держал свой кузнечный молот, а в другой — грубо сработанный щит, который он успел смастерить этим утром. Шагая впереди наспех сколоченного войска, кузнец чувствовал, как в памяти всплывают многолетние обиды и унижения. Его охватила ярость — плод той жизни, которой его лишили. Когда он не смог заплатить налоги за лавку покойного отца, явились шериф и городская стража. Когда он отказался уходить, его избили до полусмерти и выбросили в канаву на Кривой улице. Мейсон считал солдат виновниками большинства своих бед. Это они нанесли ему побои и так искалечили, что даже долгие годы спустя он мог работать молотом всего по нескольку часов в день из-за сильной боли в руках. Из-за этого, а еще из-за пристрастия к азартным играм он был беден как церковная мышь. Конечно, он никогда не считал страсть к играм истинной причиной своих несчастий. Во всем были виноваты только стражники, и не имело значения, что солдаты и шериф, которые когда-то избили его, давно уже не служили в этом городе. Сегодня он наконец получил возможность отплатить им той же монетой за всю боль и страдания, которые он претерпел по их вине.

Мейсон с Диксоном не были настоящими воинами и не отличались атлетическим телосложением, но у обоих были широкая грудь и мощная шея, придававшие им сходство с парой запряженных волов, следуя за которыми жители Нижнего квартала вспахивали город. Свернув на Кривую улицу, они без помех вошли в Дворянский квартал. По сравнению с Нижним кварталом это был совсем другой мир. Улицы здесь были искусно вымощены камнем, а вдоль тротуаров устроены железные коновязи. Два ряда красивых фонарей вдоль широкого проспекта и накрытые плитами сточные канавы свидетельствовали не только о стремлении к комфорту, но и о привилегированном положении здешних обитателей.

Центром Дворянского квартала являлась просторная площадь, посреди которой возвышался огромный фонтан Эссендонов в виде статуи Толина на коне, вставшем на дыбы над струями воды. Напротив фонтана находился Маресский собор. На его высоких башнях звонили колокола. Толпа восставших миновала ухоженные трехэтажные домики из камня и кирпича, отделенные от площади коваными заборами с ажурными воротами. Мейсон не мог не заметить, что конюшни здесь выглядели намного лучше, чем дом, в котором он жил. Шествие по площади лишь сильнее распалило пламя сословной ненависти, которое уже охватило весь город. Дойдя до Главной улицы, повстанцы увидели врага.