Джал Халгаев - Оскольки

Я прошел к дальнему небольшому оконцу, выходящему прямо на приток Джезеро. Выглянул наружу. В лицо подул мягкий соленый воздух, отгоняющий запах падали и гнили.

— Хоть в последний путь отправься с миром! — каблук тяжелого ботинка угодил ей в челюсть, и та с тошнотворным хрустом сместилась влево, а из носа хлынула кровь.

Намотав веревку на локоть, я подтянул ее чуть ближе и заглянул в глаза, полные ненависти и гнева.

— Проказник, как же, — прошипел я. — Если ты думаешь, что если одного проводника получилось погубить таким дурацким способом, то все остальные полягут рядом, то ты глубоко заблуждаешься. Глупо было мотать мне лапшу на уши про проказника, когда твой амбар чист и нетронут, а еще глупее пить кровь в моем присутствии. Теперь отправишься на корм птицам!

— Так ты… — ее зрачки расширились от догадки, которая поразила ее в последний миг ее жалкой отвратительной жизни.

Я привязал ее конец к ближайшему деревянному столбу и перехватил бабку за седые волосы, развевающиеся на ветру подобно ядовитым змеям.

— Все равно сдохнешь! — крикнула она, а в следующее мгновение громко закричала, пытаясь руками затолкать свои вываливающиеся внутренности обратно в распоротое одним махом брюхо.

— Все мы когда-нибудь умрем, — я вытер нож о ее платье и столкнул вниз. — Но ты — сейчас.

Когда я спустился вниз, меня на пороге уже ждала девчонка. Я видел в ее глазах тот страх, что когда-то испытал сам, и понял, что она все видела. Видела, но не побежала. Так что же ее остановило?

— Йен, я…

Я молча прошел мимо нее и направился к амбару.

Там я забрал свое копье и уже собирался уйти, но тут к ноздрям подкатил неприятный зудящий смрад мертвечины, и я остановился. Я был полностью уверен в том, что сделал, но лишние доказательства никогда не помешают.

Я нашел лопату, вышел на середину и глубоко вонзил ее в мягкую влажную землю.

Проступила кровь.

— Святая Райна, — девчонка прикрыла рот ладонью и попятилась.

Я стиснул зубы и стал рыть дальше, пока яма не стала достаточно глубокой, чтобы открыть нам невероятно ужасную, кошмарную картину.

— Ты была полностью права, Ольха, — сказал я ей, отбрасывая лопату. — Здесь определенно обитала ведьма.

В могиле лежали женщины. Каждая с распоротым от грудины до паха животом.

Мое тело медленно наклонилось вперед, и я уткнулась носом в длинный и узкий деревянный столик из черного дерева.

Вздрогнув, я устало разлепила глаза и села обратно, упершись спиной в приятную кожаную обивку кресла. Я поежилась. Было невероятно холодно. Я даже не знала, что в такое время года может стоять подобный мороз, но потом напомнила себе, что ни разу в жизни и за городом-то толком не была.

Кожа покрылась гусиными перьями. Тело била мелкая дрожь, но я упорно молчала, не желая трогать Йена. Почему? Честно признаюсь, теперь мне было страшно.

Нет, он совсем не изменился, но тогда, полтора дня назад, когда мы забрели по глупости в жилище настоящей ведьмы-женорезки, я взглянула на дурашливого проводника совсем другими глазами. С них будто спала пелена святого неведения, и я не на шутку испугалась.

Когда я услышала грохот, я проснулась и сразу же кинулась к дому, боясь, что с Йеном что-то случилось: в конце концов, не зря же у меня было такое отвратное предчувствие, — и когда я зашла внутрь, то ужаснулась.

Не знаю, что она ему там взболтнула, но он словно слетел с катушек. Сорвался с проводка подобно невольному цепному псу, жаждущему крови, которому, наконец, дали свободу.

Я спряталась за дверью, и когда в гостиной шум утих, медленно двинулась по следам крови к чердаку и едва не закричала, увидев, как он ножом разрезает старухе живот от самой грудины до паха и выкидывает ее из окна, подвешивая ее за шею на веревке.

А потом мы нашли трупы, тщательно закопанные в амбаре под землей.

Это был настоящий кошмар, который, я уверена, еще долгие дни будет снится мне каждую ночь, и я ничего с этим не могу поделать: зрелище действительно являлось ужасающим.

Йен объяснил, старуха, с которой мы так «удачно» встретились, могла использовать свои силы лишь в полнолуние и всячески пыталась бороться с этой проблемой. Она решила, что кровь нерожденных младенцев и трупы их матерей позволят ей скопить немного магии и пользоваться ей вне таких ночей, и у нее почти вышло, но, к счастью, успели мы и прекратили череду убийств, прежде чем она проведет заключительный ритуал.

Я понимала, что мы сделали доброе дело, но все равно в последнее время сторонилась Йена, и он это замечал.

А что я могла сделать? От того его взгляда у меня до сих пор на затылке волосы вставали дыбом…

Вы не поймете, но он как будто преобразился, стал другим человеком или даже монстром, как эта ведьма, но совсем другого типа.

Я бы не удивилась, если бы он убил ее с ненавистью в глазах или со страхом, но ни того, ни другого в его взгляде не было. Только бесконечная пустота — маска безразличия и смерти. А когда он смотрел, как она умирает, в них промелькнула насмешка и мимолетная заинтересованность, словно он упивался ее страданиями.

Дилижанс вздрогнул и остановился.

Йен недовольно заворочался. Его руки дрожали, а от губ то и дело отрывались оборванные вскрики — ему снова снился кошмар.

— Йен, — не выдержала я и потрясла его за плечо.

Проводник открыл глаза, и я снова увидела кошмарную пустоту, но в следующий миг к нему вернулось сознание, а вместе с ним и привычный озорной огонек.

Он выпрямился и потянулся, разминая спину. Я слышала, как хрустят его суставы, и немного отодвинулась. К сожалению, этот жест не остался незамеченным.

Йен усмехнулся и внимательно оглядел меня.

— Холодно?

— Нет.

— Угу, как же, — он облизнул языком засохшие губы и потянулся к мешку, в котором лежала украденная нами из дома ведьмы еда. Достав оттуда небольшую побитую булочку, он протянул ее мне. — Бери-бери, не отравленная. Есть же надо. Учти, хлопнешься в обморок, я тебя откачивать не стану, брошу и уйду. А люди тут разные бывают. Некрофилы, знаешь ли, в последнее время расплодились…

— Святая Райна, заткнись, — пробормотала я, но булку взяла, умяв ее за пару укусов.

Проводник хмыкнул.

— Правильно. А вода для слабаков, мы только сухомяткой и давимся! Давай сюда, я же вижу, как ты дрожишь. Еще пара минут твое дребезжания зубами, и я сойду с ума.

— Нет, спасибо. Мне и так нормально, — я старалась не выдать голосом своего волнения.

В ответ он лишь поднял брови, и мне пришлось подсесть ближе и уткнуться головой в его плечо, ощущая, как он крепко меня обнимает руками.

— Вот. И все нормально. Я ж тебя не съем, в конце концов.