Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ)

-Ничего не добавилось в твоей летописи? - на всякий случай спросил он. Эльф не ответил, погрузившись в чтение. Ну да, как же, ответит он. Филласт славился тем, что говорил лишь то, что считал нужным, и тогда, когда сам того желал. Если бы он имел что сказать прорицателю - пришел бы к нему на скалу или разбудил среди ночи.

Летопись - это одно сплошное пророчество. Прорицание грядущего, настоящего, прошлого. Филласту не нужно вглядываться в хрустальный шар, силясь разглядеть в таинственной глубине камня нечто, отделенное от него пространством и временем. Он просто пишет - и повествование это, говорят, связное и цельное, хотя во многих местах не хватает отдельных фраз, абзацев или даже целых глав. 'Говорят' - потому что читать свою летопись Филласт почти никому не дает. Даже Верховному прорицателю, бывшему его самым близким другом, удавалось заглянуть в летопись лишь тогда, когда эльф считал нужным дать ему что-либо прочесть. Впрочем, эльфийских рун Таргон все одно не знал, так что не переживал особо.

Прорицатель мало о чем в жизни переживал. Не будучи выдающимся прорицателем и вообще сколько-нибудь выдающимся человеком, он предпочитал заниматься своим делом и время от времени выполнять поручения более значимых личностей. В Сатлонде он служил деревенскому знахарю, пропалывая для него огород и собирая в предгорьях всякие травки, а в свободное от травок время изучал историю малонаселенного лесного края на юге Риммарави. История Сатлонда, лежащего в стороне от торговых путей, была на диво богатой, и Таргон любил эту страну меж горными хребтами, где мягкая зима и нежаркое лето, где в лесах прячутся немногочисленные деревни завоевателей, а в горах изредка встречаются шахтерские поселки, где текут с гор речки с каменистым дном и студеной водой, а на берегу моря поднимаются над водой террасы и центральная башня замка Хигорт. В Сатлонде ему жилось хорошо и, в общем-то, времени для скуки действительно не находилось.

Здесь же, в окруженном сосновым бором островке вечного северного апреля, удерживаемого древней эльфийской магией, он не мог найти себе занятия. И вот это единственное и заставляло его переживать, нервно расхаживать по краю скалы, вглядываться в океанскую даль, кутаться в балахон да втягивать голову в плечи, когда холодные струи ливня обрушивались на прибрежные скалы с тяжелого северного неба.

-Не скучай, - посоветовал вдруг Филласт, не отрываясь от книги. И прорицатель почувствовал, что наконец расслабился.

Они так и не поняли всех возможностей своего дара. Люди есть люди - жизнь у творений Катаара коротка, и задумываться о каких-то там глубоких материях им несвойственно. Прежние не спешили делиться с молодой расой результатами своих размышлений - в основном потому, что здорово ее испугались. На Лиртодийской равнине почти все Прежние народы встали против Катаара, не то открывшего им глаза на вселенную, не то изменившего ее своим творением. Одни мы, эльфы, приняли сторону Катаара. Нам было любопытно, что из всего этого получится. А Старшие не спешили разобраться в своих возможностях. Только пользовались ими в меру своего варварского разумения.

Семейство завоевателей прошествовало мимо Таргона, взирающего на огонь в камине сквозь высокий стакан с вином. Вино было густым, свет пламени играл и переливался в стакане. Помнится, такого же цвета камень носил на своей груди Верховный прорицатель - мрачный старик, всегда производивший на Таргона гнетущее впечатление одним своим присутствием.

-Дядя Таргон, а там корабли на море! - звонким голосом сообщил ему старший сын Корраха. Прорицатель вздрогнул и уронил стакан.

Кораблей было девять. В тени скал их паруса казались черными, однако прорицатель знал, что черной краской никто в северных и западных землях паруса не красит. Скорее всего, цвета они были темно-синего с легким фиолетовым оттенком. Когда-то - индиго императоров Ровендии, ныне же - цвет парусов эсгуриев. Еще одними любителями темных красок были эйтории в Мигронте, использовавшие добываемый из ракушек-иглянок пурпур - однако трехпалубный мигронтский драккар с высокими бортами и двумя рядами весел сложно было перепутать с каким-либо другим кораблем. Нет, только эсгурии.

Прорицателю уже было ведомо, что лагеттийский флот целиком погиб в замке Нодер, когда тот обрушился, а корабли князя Эридарского сильно пострадали как при первой атаке на Нодер, так и при высадке на островах Осенни. Оставался еще Уэсгур - сильнейшее из княжеств эсгуриев, давшее этому Младшему народу в свое время имя. Что надоумило северных морских разбойников идти на юг вдоль восточного берега Эггора, Таргон понятия не имел. Прочие завоеватели, пришедшие морским путем, шли в Сиккарту с запада.

Дело было к вечеру, и драккары северян замедляли ход. Якорных стоянок поблизости не было, а оставаться на ночь ввиду скал - верный способ с утра себя на этих самых скалах обнаружить. Под самым замком был галечный пляж, куда при желании можно было втиснуться и такой большой эскадрой. Таргон не сомневался, что эсгурии так и сделают. А заодно проверят, что можно сделать с замком сверху. Он развернулся и быстрым шагом пошел обратно.

Филласт ужинал. Эльф ел все, что готовил Коррах, и не кривлялся. Иногда соглашался выпить вина, и никогда - эля. Иногда сидел вечерами в трапезной, сотворив из бликов пламени камина щенка и котенка, которые гонялись друг за другом по стенам и потолку - младших сыновей Корраха это зрелище приводило в неописуемый восторг. Филласту была доступна настоящая магия, которой он, впрочем, пользовался редко и исключительно по пустякам.

-Этих гостей мы ждем, что ли? - спросил его Таргон, садясь напротив эльфа.

Филласт изящно отрезал кусок телячьей отбивной, макнул в соус и отправил в рот. Только сверкнули на миг два ряда ровных мелких зубов.

-Садись ужинать, Таргон, - сказал он, прожевав. - сегодня они наверх подниматься не станут.

Спокойствие эльфа было, с точки зрения прорицателя, просто оскорбительным. Но он так и не придумал, что ему сказать. Повар принес ему отбивные, жареную с чесноком картошку, крошечную яичницу на ломте свежего хлеба и плошку с редькой. Кипя от возмущения, Таргон съел все, включая редьку, и убрался на скалу, хлопнув дверью.

Внизу уже горели факелы и суетились на галечном пляже воины в меховых куртках. Прорицатель понял, что не знает, сколько воинов несет обычный эсгурийский драккар. Дело это было поправимым - в библиотеке замка Скассл наверняка нашлось бы что-нибудь о мореходных традициях северного народа. Непоправимым было другое. Замок Скассл был одной сплошной бутафорией. Стены его были призрачными, центральная же башня, в которой и жили обитатели замка, не была приспособлена для защиты. Стражи в замке было аж десяток воинов, и роль сии воины исполняли столь же декоративную, как и стены. Полсотни эсгуриев для штурма всего этого воздушного укрепления было более чем достаточно.