Ольга Романовская - Паук раскинул сеть (СИ)

Майя же заканчивала работу с кровью. Пара заклинаний, алмазная пыль, и стоимость склянки превысила годовой доход мага средней руки. Остальное надлежало сделать уже графине, строго в соответствии с выданной во время первой встречи инструкцией. Однако богатая стареющая покупательница не знала, что действие снадобья не вечно, и с каждым разом требуется всё большая доза. Не догадывалась графиня и об истинной плате за желаемое: она по частям продавала душу демонам. С одним из таких Майе предстояло переговорить перед уходом. Разумеется, с образом: с физически присутствующим в этом мире демоном мог справиться только мэтр Карен.

Майя с уважением взирала на перстень учителя, который тот обычно маскировал под печатку. Сколько же силы заключено в раухтопазе цвета жжёного сахара? Может, когда-то и она, Майя, получит схожее кольцо, но сначала придётся доказать, что сильнее первобытной силы хаоса и смерти. Пока же Эльес запрещал даже касаться перстня.

Чтобы умаслить демона, Майя прихватила второй сосуд с кровью, собранной с жертвенника, и краюшку хлеба и скрылась за дверью.

Сирил всхлипнул и осторожно высунулся из-под одеяла. Его трясло, глаза наполнились слезами. При всей своей недоверчивости, мальчик тянулся к мэтру Карену, проявившему к нему хоть толику тепла, а некромант оказался злее воспитательниц. Те лупили, ставили в угол, но не убивали. И пусть юный мозг ещё не осмыслил до конца слово 'смерть', зато Сирил хорошо знал, что такое боль и кровь.

Майя же поставила дары на наскоро протёртый жертвенник и вывела углём новый рисунок. Снова геометрический: два треугольника, вписанные в круг.

Сосредоточившись, Майя широко расставила ноги, заняв устойчивую позу, и вскинула руки. Заклинание призыва визуального образа демона надлежало произносить чётко, уверенно и громко: 'Aku nggusah sampeyan Pendhaftaran pikiran gambar punika, peteng, amarga menyang brink donya...'

Линии загорелись огнём и, наконец, взорвались стеной пламени. Оно слизало дары, являя образ: абсолютно чёрного хвостатого демона с тремя рогами.

Сначала последовал обмен приветствиями. Демон силился прорваться в этот мир, Майя его не пускала. Он рычал, сыпал ругательствами, рыжеволосая ученица некроманта не оставалась в долгу.

После пришло время для разговора.

Изображение демона подрагивало, бледнея, но Майя знала, так тот выказывает согласие выслушать. Она попросила молодости и красоты для графини. Цена сделки - энергетические частички души аристократки. Один глоток - сгусток таких частичек, размером в кулак. Демон согласно кивнул, и Майя, обезопасив себя щитом: даже проекция демона опасна, поставила баночку с видоизменённой кровью младенцев на пересечение линий рисунка. Она накалилась добела, а потом мгновенно остыла, мигнув синим цветом. Готово, цена заплачена, средство получено.

Демон исчез, рисунок погас. Майя стёрла следы ритуала, выбросила остатки плоти после жертвоприношения диким зверям и вернулась в дом за плащом и артефактом переноса. Она привычно активировала его и исчезла, оставив Сирила в темноте глухой ночи страшиться своей скорбной участи. Но мальчик не стал дожидаться, пока мэтр Карен распнёт его на алтаре. Сначала Сирил подёргал дверь и, убедившись, что та заперта, приставил стул к окошку.

Щеколда поддалась не с первого раза. Сирилу пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до неё. Толкнув створки окна, мальчик буквально вывалился на землю, кое-как встал и, подгоняемый страхом, побежал прочь, к людям, подальше от этого страшного дома. Он последний, больше приютских детей не осталось, всех убили.

Берта, позёвывая, отправилась выливать за околицу помои. День выдался тяжёлым но, наконец, закончился. Осталось воздать должное Дагору и Сорате, и можно отправляться спать. Летнее время всегда переполошное, зато зимой можно бездельничать, а не стучать зубами от голода и холода. Вот Берта и не разгибала спины, вопреки настойчивым просьбам невестки, не желала продать ферму и зажить вместе с сыном и внуками в маленьком домике на окраине. Женщина город не жаловала. Ярмарка, лавки - это одно, а жить - увольте. Только тяжело стало после смерти мужа, приходилось подёнщиков нанимать: много ли толка от женщины с ребёнком? Опять-таки барон поборы увеличил. Не иначе, на бриллиантовую диадему жене не хватает. Королевские сборщики налогов тоже в стороне не остались, не забывали заглядывать.

Ещё раз зевнув, Берта, не глядя, сыпанула корма птице и собиралась вернуться в дом, когда услышала тихое повизгивание. Сначала она решила, будто это щенок, но, посветив фонарём, убедилась - ребёнок. Чумазый мальчик лет пяти. При виде неё он вздрогнул и прижался к забору.

- Да чей же ты! - всплеснула руками Берта.

Ребёнок буравил её недоверчивым взглядом и молчал.

- Есть хочешь?

Берта присела рядом на корточки и потянулась к грязному личику. Мальчик шустро увернулся и попытался сбежать. Не смог: нога подвернулась. Упав, он заголосил: 'Не убивайте меня, тётенька, я невкусный!'.

Женщина охнула и вплеснула руками. Взгляд поневоле тревожно обвёл темноту: не блеснут ли глаза мьяги или другой нечисти. Кто ж ещё мог так напугать ребёнка? Хоть места и считались относительно спокойными, Берта побоялась бы идти в овраги одна, да ещё ночью, а мальчик, судя по виду, только что оттуда. Где ещё глина есть? Только в оврагах.

Берта поставила фонарь на столбик и наклонилась к мальчику. Постаралась широко дружелюбно улыбнуться, чтобы внушить доверие. Он как дикий, ласки боится. Когда Берта погладила по голове, вздрогнул.

- Не бойся, малыш, я хорошая тётя, у меня вкусные пирожки есть. Любишь пирожки?

- А с чем? - сверкнул глазами мальчик.

- С яйцом и печёнкой. Свежие.

У Сирила, а это именно его занесло на ферму, потекла слюна. С одной стороны, он боялся незнакомой женщины, с другой, жутко хотел пирожков. В итоге победил желудок. Мальчик позволил поднять себя на ноги и осветить фонарём. Берта то и дело охала, причитая, какой он худенький, 'одни глязёнки', оборванный, весь в синяках. А Сирил думал о пирожках. Скоро два дня, как он ничего не ел, питался только тем, что нашёл в лесу.

Подхватив мальчика подмышки одной рукой, Берта другой взяла ведро и фонарь и поспешила к дому. Там нагрела воды и, вопреки протестам, вымыла Сирила. Потом, завернув в полотенце, как обещала, накормила и попробовала расспросить. Мальчик дичился, только имя своё назвал, хотя не стеснялся есть, жадно вгрызался в пирожки.

От этой женщины пахло не так, как от Майи, - не приторными духами, а молоком. Из этого Сирил сделал вывод, она другая, только лучше или хуже, пока не знал. Мэтр Карен тоже угощал сладким, тоже приятно пах травами, а делал страшные вещи.

- Что ж мне с тобой делать, горемычный? - вздохнула Берта и погладила Сирила по голове.