Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

— Мне есть видение, — громко сообщила Балахульда.

В Кассарии ее знали недавно, но уже научились не придавать большого значения пророчествам, особенно, если они не были напечатаны в сегодняшних газетах. С другой стороны, царица гарпий жила на свете очень давно и уже поэтому обладала огромным опытом, ибо опыт проистекает из наших ошибок. Так что она решительно отвечала на любой вопрос, не дожидаясь, чтобы его кто-то задал.

— Он взял на себя смелость, предсказание номер двадцать три. Тринадцать пульцигрошей.

Юлейн хотел было спросить, кто взял на себя что и почему именно тринадцать, но быстро сообразил, что это еще три вопроса, и жалкими пульцигрошами за ответ он точно не отделается. Кто знает, что послужило причиной такой невероятной сообразительности короля — то ли приобретенный опыт, то ли страдальческое лицо маркиза Гизонги, которое могло служить отличной моделью для картины «Кары нестерпимые, претерпеваемые в геенне огненной врагами короля Козимы Второго Бережливого и его потомков и свояченицей непочтительной, жестоко наказанной».

— Кто взял на себя что? — неожиданно уточнил Думгар.

Балахульда посмотрела на него глубоким взглядом потомственной провидицы и прерывисто вздохнула. Содержание царства стоило очень недешево, и она была готова на многие подвиги во имя процветания своих подданных, но любой героизм, если герой — существо вменяемое — должен иметь какие-то рамки. Гизонга тоже издал вздох едва слышный, но настолько скорбный, что мог бы разжалобить даже бронзовый букраний на колонне: расшифровывать его смысл мы не станем, он и без того прозрачен, как воды Тутоссы. Скажем только, что случись тут присутствовать адскому казначею Тамерлису, крохобору из крохоборов, он бы достойно вплел собственное соло в эту симфонию скорбей и печалей.

— Смелость, — внезапно ответила душа Таванеля, розовея от смущения. — Взял на себя. Я.

Думгар перевел тяжелый взгляд на фею и супругу.

— Гризя здесь ни при чем. Она даже не догадывается, о чем речь, — поспешил уверить его Таванель.

Если он хотел таким образом предотвратить бурю, то добился того, что вызвал извержение.

— Вот что я называю большой семейной проблемой! — Гризольда грозно взмахнула трубкой. — Посторонняя гарпийща знает, что ты на себя что, вероятно, даже и почему, а родная жена с солидным стажем и доказанной в боях преданностью выясняет, как снег на голову, что она ни при чем. Хорошенький, как говорит граф, пердюмонокль! Но это граф говорит, он человек воспитанный и сдержанный, а я скажу иначе…

— Гризя!

— Не гризяй! И засуньте себе щупальца мужества, знаете куда?!!

Итальянец ругался на извозчика «четырнадцать», будучи уверен, что такое сочетание звуков может быть лишь страшным ругательством

В. Соллогуб

Лорд потрясенно замолчал — видимо тщился представить себе и предмет, и процесс. Гризольда же между тем продемонстрировала отличную память и большую начитанность: только самому недогадливому жителю замка еще не стало ясно, что последние дни она штудировала энергичную эротическую поэзию феи Горпунзии, и в ходе ее выступления даже доктор Дотт с удивлением открыл для себя несколько новых моментов, увлекательных как с медицинской, так и с житейской точки зрения.

— Помедленнее, пожалуйста! — попросил пытливый эльфофилин. — Я записываю.

За прошедшие века многие жалели, что рассердили Гризольду, но мало кто сожалел об этом так, как славный издатель «Сижу в дупле». На какое-то время в тронном зале забыли о смертельной опасности в лице неуязвимого каноррского убийцы и с интересом наблюдали за уникальным воздушным боем с элементами экстремальной акробатики — Гризольда против Бургежи. Особенно увлеченно следили за происходящим Архаблог с Отенталом, которых настигло понимание неизбежного: сразу после того, как они вернутся из сражения под Нилоной, следует заняться созданием миниатюрной Кровавой Паялпы. Монстр у них уже есть. А герои всегда найдутся.

Хотел ли благородный Таванель остановить супругу и помочь Бургеже, или на сей раз осмотрительность все-таки возобладала над беспримерной отвагой, смертным этого знать не дано. Душа рыцаря-кельмота была занята беседой с кассарийским големом до такой степени, что не обращала внимания на некоторые разногласия между Гризольдой и военным корреспондентом Кассарии. Поскольку Думгар был занят той же самой беседой, других желающих вмешаться в конфликт не нашлось. Но Бургежа не возражал. История с литературным приложением как-то подкосила его, подорвала веру в собственную счастливую звезду, а в преддверии новой битвы он желал быть в наилучшей своей форме, и встряска, полученная в результате спора с феей, пришлась как нельзя кстати. Гризольда могла устрашить не одного Алгернона Огнеликого, но и Бургежа обворожил Князя Тьмы: василиск против горгоны, дракон против вулкана, свекровь против тещи — словом, в этой схватке было на что полюбоваться. Архаблог с Отенталом пихали друг друга локтями, не переставая. Им одновременно пришел в голову беспроигрышный рекламный лозунг: «Герой против монстра. Монстр против героя. Где кто — разбирайтесь сами».

* * *

Мы должны пойти на большой риск, если хотим избежать еще большего

Дин Ачесон

Зелг на секунду замешкался у окованной чистым железом двери в камеру.

— Заходи, милости прошу, — раздался голос Спящего. — Можешь и не заходить, если тебе кажется, что я задумал что-то коварное. Я не настаиваю. Но поговорить нужно.

— Нужно, — согласился герцог, распахивая двери.

— Смело, — похвалил узник.

Со времени их первой и единственной встречи он очень изменился. Теперь это была точная копия Зелга — высокий, статный, широкоплечий молодой человек с тонким лицом и удивительными глазами. Если бы обстоятельства к тому располагали, некромант позволил бы себе заметить, что не так уж плохо выглядит со стороны.

Спящий вольготно расположился на низеньком уютном диване, которого здесь прежде не было, кивнул на обтянутое синей парчой кресло.

— Располагайся, — пригласил он, — поговорим как добрые братья.

— Братья ли?

— Не придирайся к словам.

— Что останется нам, если убрать слова?

Спящий выразительно поднял бровь, показывая, что находит этот комментарий неуместным.

— Угостить тебя вином?

— Не стоит.

— А я выпью.

— Не стесняйся.

Спящий протянул руку вправо и взял из воздуха бокал голубого стекла, полный зеленовато-золотистой жидкости.

— Надеюсь, ты оценил все проявления моей доброй воли? — спросил он, смакуя явно редкий напиток.

— К чему бы такая покладистость?

— Думаю, ты знаешь, иначе не пришел бы сюда без готового решения.