Девид Мэйсон - Башня Медузы

Он видел громадные горы сверкающих кристаллов, укрывшие неизвестную планету. Ураганные ветры из огненных струй обрушивались на цепи кристаллов, низвергая по сверкающим склонам водопады звенящих облаков.

Иные, прежде подавляемые секторы памяти, поднимаясь из небытия и занимая черные провалы, создавали совершенно невероятные картины. Все это походило на составление в уме мозаичной картинки.

Он видел огромных крылатых существ, испускающих нестерпимый свет, — сквозь клубы золотистого тумана они мчались высоко над землей к своей загадочной цели. Затем волны тумана заволокли горизонт, а когда расступились, у его ног плескались пурпурные воды безымянного моря. Здесь, в коралловых городах, украшенных гигантскими жемчужинами, обитало чешуйчатое, с роскошными плавниками население. Их сверкающие серебром тела рассекали густую, с винным запахом пену. Он видел жуткого вида глубинных чудовищ, которых они приручили и использовали для езды и в качестве мощного оружия в жестокой войне с пернатыми, населявшими заоблачные высоты. Кирину подумалось, что война моря и воздуха длится веками и что в этом вяло текущем времени ей не будет конца. Наконец изображение подернулось дымкой, и туман скрыл его очертания.

Теперь он чувствовал, что стремительно летит сквозь пространства непроглядной тьмы и леденящего холода. Но вот чернота отступила, и он зашагал по величественному, в золоте залу, в дальнем конце которого в буйстве ослепительного света на тронах восседали высокие, безликие создания. Пройдя через зал, он остановился. С ним заговорили, цепочки непонятных слов всплывали в голове. Он смутно понимал, что ему поручается дело огромной важности, нечто такое, что выходит за рамки его природных возможностей.

Он удалился оттуда с полученными наставлениями, вооруженный, с вновь обретенной ужасающей силой. Он спустился сквозь океаны звезд к крохотной световой спиральке, подобно драгоценной игрушке сверкавшей во мраке бездны. Кирин испытал определенный шок, когда той частью разума, перед которой проходили все эти воспоминания, вдруг осознал, что эта блестящая спиралька и есть галактика, в которой он родился.

Там, среди звезд, что-то двигалось. Оно не имело четкой формы, на вид — косматый клубок теней, еще более черный на фоне общей темноты. И он должен сразиться с этим ползущим во тьме сгустком. В эту битву титанов были брошены самые страшные разрушительные силы. Сорванные со своих траекторий звезды летели в свитый жгутом мрак, оставляя за собой рассыпавшийся искрами огненный след. Колоссальные потоки энергии были направлены против того, кто обращал в ничто любое материальное создание богов и которому ничто не могло противостоять в его шествии по космическому пространству.

Наконец ему удалось приблизиться к чудовищу, и между ними завязалось нечто вроде рукопашной. Кольца шелковистых теней опутывали его, из спутанного центра черного сгустка несло леденящим холодом. Ему угрожали тепловые взрывы и всеиссушающее световое излучение. И вдруг…

Но перегруженный мозг Кирина уже не мог справиться с потоком воспоминаний, хлынувших из темных заливов подсознания. Он погрузился в тревожное полузабытье. И лишь одно имя, одно странное, непривычное на слух имя эхом отдавалось под сводами его памяти.

Где-то он уже слышал его, но этот набор звуков ничего не значил для его усталого мозга.

Валькирий… Валькирий… Это я — Валькирий!

И он провалился во тьму.

А пока он спал, скрытый в нем второй разум, все годы деливший с ним тело, очнулся ото сна и начал поднимать голову. Щупы-усики, введенные колдуном в мозг землянина, привели в действие защитные реакции. Под угрозой вторжения в разум пробудился к жизни пребывавший до этой минуты в абсолютном покое интеллект. И пока Кирин находился во власти сна, его скрытый интеллект, быстро реорганизовавшись, соединил прежде разрозненные секторы памяти в цельные, божественной силы образы и не спеша принялся изучать записанные в поверхностной памяти недавние события. За миллионы лет бог-изгой пережил бесчисленное множество перевоплощений. Когда умирал один смертный, оставшийся без пристанища разум покидал труп и вселялся в другого, чтобы начать в нем новую жизнь. И вот он возродился в теле Кирина с Теллуса. Ничего не подозревавший землянин мирно спал, как вдруг его буквально выдернул из сна пронзительный вопль — крик женщины, крик страшной, невыносимой боли!

— Я повторяю вопрос: что делала ты здесь, в моих покоях?

Холодный и резкий, с откровенной угрозой голос Пангоя заставлял вздрагивать, как приставленный к груди острый кинжал.

Каола горько пожалела, что не захватила с собой никакого оружия. Сердце сдавил страх. Во дворце не переставали шептаться об ужасах, творимых отвратительным нексийцем; к тому же ей было хорошо известно, что жизнь какой-то рабыни на Зангримаре, где правила тиран — Королева Ведьм, не значила ровным счетом ничего.

— Господин, я… я… — запиналась она, отчаянно пытаясь собраться с мыслями.

— Что — ты? Ты пришла, чтобы шпионить за мной, не так ли?

— Нет, господин! Я только…

С неожиданной легкостью прыгнув вперед, он схватил девушку за запястье и резким движением вывернул руку ей за спину.

— Говори же, глупышка, не то я сломаю тебе руку, — яростно прошипел Пангой, слегка заворачивая запястье кверху. — Кто тебя подослал? Кинарион, Лойгар, Йозофус или… может быть, сама королева? Говори ты, тварь!

Всхлипывая от боли, Каола извивалась всем телом, безуспешно пытаясь освободиться от железной хватки нексийца. Рука наливалась огнем, словно раскаленные иглы впивались в плоть.

— Умоляю вас, господин Пангой! Я не шпионила! Я здесь случайно — не туда свернула в коридоре…

Он недобро улыбнулся:

— Лжешь, девочка. Мои комнаты закрываются наглухо. Надо, быть слепой, чтобы попасть сюда по ошибке. А кроме того, на двери особый запор: она открывается только от прикосновения кольца с печаткой, которое всегда при мне. Так что лучше говори правду, иначе…

Он сильнее вывернул руку, и тут, не выдержав, Каола закричала.

Этот крик и вывел Кирина из забытья. Он с усилием разлепил веки и затуманенными глазами увидел девушку, бьющуюся в тисках Пангоя. Малейшее движение причиняло боль, но он резко дернулся несколько раз, пытаясь освободиться от ремней.

— Каола? Отпусти ее, ты, изверг!

Пангой бросил изумленный взгляд на того, кто, как он считал, очнется по крайней мере через несколько часов. Затем усмехнулся и одним сильным движением отбросил рыдающую девушку к стене.

— Так, значит, мы уже очнулись от нашего обморока? — захихикал он, медленно приближаясь к столу, на котором в тщетных попытках освободиться извивался Кирин.