Алина Лис - Изнанка гордыни

Элвин отпускает меня, встает. Черный смерч вокруг нас свистит, набирая скорость. Я, приподнимаюсь. Забыв как дышать, смотрю на пляшущую рядом смерть, и отчего-то кажется, что поединок со жрицей не закончен.

Лицо мага застыло в яростном усилии, обострились скулы, брови сомкнуты, руки судорожно дергаются, сжимаются в кулаки, словно он ловит-ловит, но никак не может поймать невидимую муху.

Вихрь странно пульсирует. Гудящая стена плотного ветра надвигается… И отступает на прежние позиции. Дрожит пол, смерч взмывает вверх, касается потолка, и я вдруг вижу над головой небо в тусклых звездах и клочьях облаков.

Северянин с хлопком смыкает ладони — он поймал, прихлопнул свою муху. И смерч исчезает. Совсем.

— Уфф, — он без сил опускается на пол рядом со мной, прислонившись спиной к алтарю. Трясет левой рукой и дует на нее, будто ненароком ухватился за что-то горячее. — Еле успели. Еще бы чуть-чуть и…

— И что? — отчего-то шепотом спрашиваю я.

Маг дергает плечом:

— И все. Инферно на человеческой половине мира. Даже не монстр, просто чистый Хаос. Ты же видела — она уже начала распадаться.

Я не понимаю ни слова, но на всякий случай киваю. Нет сил задавать вопросы.

— Спасибо за помощь. С ножом — это было очень вовремя, — говорит он. И резко. — А теперь рассказывай, какого гриска ты здесь забыла?!

— Могу спросить вас о том же, — отвечаю я самым холодным тоном. — Мне казалось, вы покинули Рино.

— Я вернулся. Разобраться вот с этой маленькой проблемой. Еще раз, Франческа: что ты делаешь среди культистов?

— Вы же и так все знаете, сеньор Эйстер. И слушать меня вам не интересно.

Он морщится:

— Это что за попытка устроить сцену, сеньорита?

— Я хочу, чтобы вы извинились.

— Пока не вижу, за что извиняться.

Мы смотрим друг на друга в упор. Потом я уступаю. Он, должно быть, прав. Трудно было подумать иное, увидев меня рядом со жрицей. И я слишком хорошо понимаю, какая участь ждала нас с Риккардо, не окажись мага поблизости.

Рассказываю обо всем. Элвин слушает молча, не торопится, против обыкновения, вставлять ехидные шутки, лишь иногда задает вопросы. Это настолько не похоже на его привычную манеру общаться, что я не выдерживаю:

— Что с вами случилось, сеньор Эйстер?

Маг приподнимает бровь:

— Случилось?

— Я хочу сказать: почему вы молчите?

— Наверное, потому, что вы говорите, сеньорита. Это называется “слушать”.

— А что стало с вашей привычкой вставлять гадости?

— Так потрясен, что нет слов, — язвительно отвечает он. — Хотите гадостей, потерпите до завтра.

Когда рассказ переходит к Венто, я сперва сбиваюсь, но Элвин не спешит крутить пальцем у виска и спрашивать про наследственное безумие семьи Рино, поэтому я решаюсь быть полностью откровенной.

С каждым словом груз, камнем лежавший на душе в последние дни, становится легче.

Он крутит пальцем у виска чуть позже, когда я рассказываю, как покинула дом на ночь глядя.

— Гениально! Сеньорита, признаю, был неправ, когда говорил про талант находить неприятности. Дело не в таланте. Ваш секрет в выдающемся уме и житейской смекалке.

Эти слова заставляют меня рассердиться не на шутку.

— Но что я могла сделать?! Если нет никого, кто мог бы помочь?

— Да, да! Конечно, поехать одной в храм Черной Тары — самое мудрое решение.

Вот теперь он снова похож на себя. И мне снова хочется его убить.

Сухо и коротко рассказываю о выборе, который мне предложила жрица. И о своем решении. На лице северянина отражается изумление, он смотрит на меня как-то совсем по-другому. Так, словно видит впервые.

— Значит, вы с самого начала собирались познакомить красотку Вимано с ее ножом?

Обида возвращается. Я жажду извинений за брошенную ранее в лицо клевету, но не похоже, чтобы маг собирался извиняться.

— Вы вправе не верить, — сердито отвечаю я. — Намерения нельзя доказать.

Элвин улыбается и касается моей щеки кончиками горячих пальцев. Краснею под слишком пристальным взглядом.

— Верно. Потому намерения ничего не стоят, важны только поступки. Вы отважная, но совершенно сумасшедшая девчонка, Франческа.

Вспыхиваю, не в силах скрыть, как приятны мне его слова. Слишком уж они не похожи на обычные дежурные комплименты северянина, мало отличимые от насмешек.

Все еще думаю, что ответить, когда из-за спины раздаются шорохи и осторожный шепот Уго и Орландо. Элвин вскакивает, мгновенно теряя ко мне интерес. Слышу звук удара, стоны, а потом веселый голос мага:

— Друзья, невежливо покидать званый вечер, не попрощавшись. К тому же у меня осталось столько вопросов!

Ругаю себя — как можно было забыть, что мы здесь не одни? Поднимаюсь, опираясь на алтарь. Отчего-то болит все тело, особенно локти и колени. Рядом, на жертвеннике все так же привязанный Риккардо. Он без сознания и мне не хочется будить его.

Свечи давно потухли, в углу тлеет одинокий факел, почти не давая света, но самый темный час давно миновал. В святилище серые сумерки. Подходит час утреннего богослужения, скоро здесь будет людно, придут священник, служки, крестьяне. Что подумают они, застав оскверненный храм и всех нас?

Маг стоит чуть поодаль над телами незадачливых поклонников Черной. Его длинные пальцы музыканта беспокойно движутся, словно вяжут узлы на невидимой веревке. Он пинком переворачивает Джованни на спину:

— Пожалуй, начнем с тебя.

Мне отчего-то становится страшно за брата.

— Что вы собираетесь делать?

Элвин ухмыляется:

— Я сегодня в роли исповедника. Устрою культистам таинство покаяния. А ты ступай, дочь моя, и не греши.

— Не надо, — прошу я.

— То есть, как это “не надо”, Франческа? Это что — очередное проявление квартерианского всепрощения?

Истеричные рыдания со стороны алтаря вторгаются в наш разговор. Разрываюсь между двумя братьями. Каждому нужна моя помощь.

— Не обижайте Джованни. Пожалуйста.

Он морщится:

— Хорошо, можно начать с сеньора Риччи. Он всегда был мне симпатичен своими обходительными манерами. И, ради Четырехпутья, Франческа. Успокойте вашего второго братца, или я заткну ему рот.

Подхожу к алтарю, чтобы ослабить веревки, но узлы завязаны на совесть.

Голос за спиной:

— Я бы не стал этого делать на вашем месте, сеньорита, еще сбежит. Ни вам, ни герцогу не нужны лишние слухи.

Не могу не признать правоту этих слов. Глажу Риккардо по голове. Взгляд возвращается к черному обугленному пятну. На месте упокоения Изабеллы Вимано — провал. Яма глубиной в фут, не меньше, словно огонь смог пожрать сам камень.

Не осталось даже пепла. Не будь Венто, это место стало бы мне могилой.

Из глаз брата текут слезы, вздрагивает впалая грудь, трясется нелепая, грязная бороденка.