Алина Лис - Изнанка свободы

— Он разрешил.

Брошенные в запале слова Элвина можно было трактовать очень по-разному. Уж что-что, а играть словами я научилась искусно.

Уже ясно, что княгиня пожелала моего общества, поэтому я с тоской откладываю бумаги.

Поработать с ними удастся не раньше, чем Исе надоест меня мучить.

Не доверяю этой женщине. Ни на полпенса. И ее внезапная милость ко мне — спасла жизнь, приблизила, сделала наперсницей — заставляет только ожидать худшего. В присутствии Исы Рондомионской я ощущаю себя не кошкой — мышью в когтистых лапах. То втянет, то выпустит когти, то прижмет сверху, то отпустит — почти даст сбежать, чтобы схватить в последний момент.

Что же, пусть играет, пусть развлекается. Я послушна и тиха. Смиренно принимаю ее ядовитые укусы, как и проявления приязни. Княгине нравится моя сдержанность, а я играю в поддавки до поры и стараюсь быть удобной.

Она нужна мне. И знает это.

— Ах, дорогая, — смеется. Искренне, заразительно. — До сих пор поверить не могу, что ты пошла к моему мальчику с просьбой отпустить тебя замуж. О, какой удар по его эго!

Я прикусываю губу и отвожу взгляд. Раньше княгиня не упоминала о своей жестокой лжи. Мы делали вид, что того вечера и того разговора в саду снегоцветов не было вовсе.

Если бы княгиня не солгала мне тогда, если бы я не была такой легковерной дурочкой.

Если бы не сказала Элвину тех слов…

Я ведь совсем не хотела замуж за Бакерсона, он мне даже не нравился.

Сколько раз я думала о ночи новогоднего бала. Пыталась осмыслить, понять, спрашивала себя — не ошиблась ли я тогда? И отвечала сама себе — нет, не ошиблась.

Память и разум говорили «да», а душа и сердце твердили «нет». Все что я знала и помнила о Элвине, убеждали, что он не мог этого сделать.

И все же я видела, как мой хозяин унизил и избил женщину, а потом овладел ею.

От воспоминаний на душе привычно скребется Маленькая Фран, и я приказываю ей замолчать.

— Он так любил тебя, — продолжает повелительница все с той же насмешкой. — Мне даже интересно стало, что он в тебе нашел.

«Любил?»

Внезапно куда-то пропадает весь воздух. Пытаюсь вдохнуть и не могу. Только сердце бухает кузнечным молотом и шум в ушах.

Любил?

В памяти проносится вся недолгая история нашего знакомства. Его ирония и его забота. Ошейник, властью которого он не пользовался. Подарки, взгляды, улыбки…

И полные скрытого вожделения прикосновения. Я видела, знала, что Элвин хочет меня. Но он ни разу не позволил себе перейти границу…

А потом вспоминаю, каким видела его в последний раз: искаженное яростью лицо, разбитые в кровь пальцы, потемневшие от боли и гнева глаза. И жестокие слова, что я бросила ему в лицо на прощанье.

В тот миг подумала — убьет. Даже ждала, что убьет. Но он ничего мне не сделал. Разрешил выйти замуж и ушел.

Навсегда…

Я хватаю бокал с вином, выпиваю его залпом, не глядя.

Глотать больно. Вино попадает не в то горло и я долго пытаюсь откашляться и утираю выступившие слезы. А княгиня рассматривает меня с любопытством, словно диковинное насекомое:

— Ты не знала, — говорит она, в изумлении качая головой. — Как такое можно было не заметить, девочка?

— Зачем… — голос звучит хрипло, сдавленно. — Зачем вы солгали мне тогда?

Она пожимает плечами:

— Было интересно, что получится. Элвина не так просто задеть, а тут такая возможность. Кто же знал, что мой мальчик примет все настолько близко к сердцу.

Иса берет еще один камушек и продолжает — задумчиво, с легкой грустью в голосе:

— О нем по-прежнему никаких вестей?

Я качаю головой.

— Шесть лет… — вздох. — Знаешь, — в ее голосе появляется доверительная нотка. — Временами я скучаю. Он был такой затейник… никогда не знаешь, чего ждать. Особенно, когда злился. Как на последнем балу…

И снова память отзывается на слова княгини почти против воли. Подсовывает все, подсмотренное в малой гостиной. Так, словно это было вчера. Свист хлыста, красные полосы на белоснежной коже, распущенная шнуровка платья, животные стоны…

— А что было на балу, ваше высочество?

Княгиня медленно проводит изящным пальчиком по нижней губе. По ее лицу ползет улыбка:

— Очень… неожиданная и приятная импровизация, дорогая. Элвин всегда умел меня удивить, — в ее голосе нежность. — Ты когда-нибудь думала, что невозможно повелевать, не испытав сладость подчинения? Цену власти понимаешь, лишь вкусив полной беспомощности…

Я отвожу взгляд.

Хотела? Она этого хотела?! Унижения, боли, страха?! Хотела, чтобы ею овладели, как шлюхой, вот так — между делом, торопливо и грязно?!

Смотрю на ее мечтательное лицо, вспоминаю, каким довольным был ее голос в тот вечер, и вдруг понимаю — да.

Хотела.

Это слишком дико. Мысли разбегаются в стороны — подумаю потом, сейчас нельзя выдать себя, нельзя дать понять княгине, что я видела их…

— Мне не нравится чувствовать себя беспомощной, ваше высочество.

Она откладывает щипчики, чтобы снисходительно похлопать меня по плечу:

— Это потому, что ты и так все время беспомощна, девочка. Вот тебя и тянет приказывать, — и тут же, повелительно и резко. — Что там с договором?

Я выдыхаю и пытаюсь взять себя в руки. Вечер откровений закончился. Время показать на что я способна.

— Я не успела просмотреть все, — не успела потому, что она меня отвлекала, но говорить этого нельзя. — Но вот эти пункты — взгляните на формулировки.

Она бегло просматривает мои пометки и рекомендации по замене. Едва бросив взгляд в бумаги, возвращает их мне, отчего мои подозрения перерастают в уверенность.

— Неплохо. Продолжай!

— Это ведь ненастоящий договор? — я стараюсь скрыть обиду в голосе. Первая серьезная работа, которой я так гордилась — всего лишь очередная злая шутка княгини.

— О, разумеется, настоящий, дорогая. Именно его предложил князь Братсмута моему мужу. Около семи сотен лет назад.

— Это проверка?

Странно, но от того, что договор настоящий, пусть уже и не интересен никому кроме архивариуса, становится легче.

— Я же говорила, что ты умничка, дорогая. Работай.

Возвращаюсь к тексту, чтобы снова и снова искать ловушки в хитросплетении слов.

Пусть Иса насмехается, весь Рондомион помнит, как совсем недавно я вытащила из ее цепких лап того наивного человеческого мальчика, поверившего посулам волшебного народа.

Их много здесь, на Изнанке. Куда больше, чем кажется на первый взгляд. Те, кто попали в мир фэйри случайно. Кому не повезло заключить сделку, не зная законов волшебного народа, не умея играть словами и смыслами.

Свобода становится расплатой за самонадеянность. Почти всегда.

Иной сказал бы «так и надо дуракам», но я слишком хорошо помню, как сама была такой же дурочкой, пока жестокий урок княгини не заставил повзрослеть.