Мэри Стюарт - Хрустальный грот. Дикий волк

Бечевник пустовал. Кадал догнал меня и положил руку на упряжь.

— Он прав. Эта развалина тебя не вывезет. Далеко ехать?

— Неблизко, насколько я помню. Шесть миль от города.

— И все в гору?

— Почти все время я ходил пешком. — Погладив рукой тощую шею кобылы, я добавил: — Лошадь не настолько плоха, как это может показаться. Пара хороших кормежек все поправит.

— Тогда надеюсь, что ты не зря потратил деньги. Что ты там видишь за стеной?

— Это место, где я жил.

Мы проезжали дом деда. Он совсем не изменился. Со спины клячи я мог заглянуть за стену на террасу, где росла айва. Ее яркие пламенные цветки уже раскрывались навстречу утреннему солнцу. А вот и сад, где Камлак дал мне отравленный абрикос. А вот ворота, через которые я выбегал в слезах.

Появился фруктовый сад, наливавшийся яблоневым цветом. Небольшую терраску, где сидела и пряла Моравик, а я играл у ее ног, окружала молодая зеленая трава. Здесь я перебрался ночью через дворцовую стену. Вот кривая яблоня, к которой я привязывал Астера. Стену разрушили, и в проеме виднелась жесткая трава. Этим путем я бежал в ту ночь из своей комнаты, оставив за собой погребальный костер и Сердика. Я остановил кобылу и перегнулся, всматриваясь. Да, в ту ночь я чисто сработал. Пристройки исчезли вместе с моей комнатой и частью внешнего двора. Конюшня стояла на месте. Пожар ее не тронул. Обе части колоннады разрушились и были отстроены заново в современном стиле, не имевшем никакого отношения к прошлому. Крупные неотесанные камни, здание грубых форм, квадратные столбы, несущие деревянную крышу, квадратные глубокие окна. Смотрелось безобразно и неуютно. Единственным достоинством было то, что здание являлось хорошим укрытием от непогоды. С таким же успехом, подумал я, усаживаясь в седло и трогая лошадь, можно жить в пещере.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Кадал.

— Каким я стал римлянином. Смешно, но мой дом теперь не здесь. И сказать честно, по-моему, не в Малой Британии.

— Где же тогда?

— Не знаю. Там, где Граф. Это точно. Когда-нибудь им станет это место.

Я кивнул на старые римские казармы за дворцом. Они лежали в развалинах и выглядели опустевшими. К лучшему, подумал я. По крайней мере Амброзиусу не придется за них сражаться. Дайте Ютеру двадцать четыре часа, и место это станет как новенькое. А вот и монастырь Святого Петра, его не тронули ни пожар, ни война.

— Знаешь что? — обратился я к Кадалу, когда мы миновали монастырскую стену и направились по тропинке к мельнице. — Если где у меня и есть дом, так это пещера Галапаса.

— Звучит отнюдь не по-римски, — заметил Кадал. — Дай мне хорошую таверну, открытую в любой день, приличную постель и немного баранины на пропитание и можешь оставить себе все пещеры на свете.

Даже верхом на этой жалкой кляче путь показался гораздо короче, чем я помнил. Скоро мы доехали до мельницы и свернули с дороги в долину. Время будто остановилось. Словно только вчера я проезжал по залитой солнечным светом долине, и ветер трепал серую гриву Астера. И не только Астера. Вон под тем же боярышником сидит мальчик-полуумок, пасущий тех же овец, как и в первую мою поездку. Доехав до развилки, я поймал себя на том, что ищу глазами вяхиря. На склоне холма была тишина. Лишь кролики сновали в зарослях молодого папоротника.

То ли кобыла почувствовала конец пути, то ли ей понравилась мягкая трава под ногами и легкость груза, она ускорила шаг. Впереди уже виднелся изгиб холма, за которым находилась пещера.

Я бросил поводья на куст боярышника.

— Вот мы и на месте. Она там, на утесе. — Я соскользнул с седла и бросил поводья Кадалу. — Останься здесь и подожди меня. Можешь подойти через час.

Подумав немного, добавил:

— Не беспокойся, если увидишь наверху подобие дыма. Это вылетают летучие мыши.

Я уже забыл, как Кадал делает знак против нечистой силы. Теперь он сделал его и тем рассмешил меня.

Еще прежде, чем обойти невысокий гребень и выйти на лужайку перед входом в пещеру, я уже почти все знал. Назовите это предвидением. Просто не было признака. Тишина. Но тишина стояла всякий раз, когда я подходил к пещере. Теперешняя тишина отличалась. Только спустя немного я понял, в чем дело. Не журчал источник.

Тропинка закончилась. Я прошел по траве и увидел. Можно было не заходить в пещеру, чтобы узнать, что его там нет и никогда не будет.

На мягкой траве перед входом в пещеру были разбросаны какие-то обломки. Я подошел поближе.

Все произошло не так давно. Здесь жгли костер, затушенный дождем до того, как все сгорело. На кострище высилась груда мокрого хлама: полуобгорелое дерево, лохмотья, пергамент, превратившийся в бесформенную массу, почерневшую по краям. Я перевернул ногой ближний ко мне кусок обугленной древесины. По резьбе догадался, что раньше это был сундук, в котором хранились его книги, а пергамент — это все, что осталось от свитков.

Наверное, в обломках среди хлама валялись и другие его вещи. Я не стал смотреть. Если пропали книги, значит пропало все, и Галапас тоже.

Я медленно подошел ко входу в пещеру. Задержавшись у источника, понял, почему пропал звук. Кто-то забросал его камнями, землей и рухлядью из пещеры. Но все-таки вода медленно просачивалась из камня, размывая земляную грязь.

Странно, но высоко на уступе у входа в пещеру сохранился сухой факел. Хотя под руками не было ни кремня, ни огнива, я разжег огонь и, высоко держа факел, вошел.

По коже побежали мурашки. Из пещеры дул холодный ветер. Я знал, что меня ждет.

Из пещеры все вынесли. Все выбросили наружу, чтобы потом спалить на костре. За исключением бронзового зеркала. Оно не горело и было слишком тяжелым, чтобы унести с собой. Его сорвали со стены, и оно, накренясь, теперь стояло на земле. Больше ничего. Даже шума и шепота летучих мышей. Пещера пустовала.

Я высоко поднял факел и поискал глазами хрустальный грот. Его тоже не было.

Факел успел несколько раз мигнуть. Мне подумалось, что он замаскировал вход в него, а сам ушел в убежище. Потом я увидел. Проем, открывавший вход в хрустальный грот, остался на месте. Но случай, называйте это как хотите, сделал его невидимым для непосвященных. Упавшее зеркало, бросавшее на вход отраженный свет, отражало теперь темноту. Свет от входа в саму пещеру падал на стену, бросавшую на хрустальный грот тень.

Для занимавшихся внизу мародерством и разрушением он оставался незаметным.

— Галапас? — обратился я в пустоту. — Галапас?

Из хрустального грота донесся легкий свист, тихое неестественное жужжание, похожее на слышанную мной в ночи музыку. Человеком и не пахло. Этого я не ожидал. Но все же забрался на уступ, встал на колени и вгляделся в темноту.

В свете факела показались кристаллы и моя лира, стоявшая за освещенным шаром. Она была совершенно невредима. И ничего больше, не считая угасавшего в блестящих стенах шума. Во вспышках и бликах света там должны быть видения, но сейчас мне неподвластны они. Я оперся рукой о камень и спрыгнул на пол. Пламя факела заколебалось. Проходя мимо покосившегося зеркала, я поймал в нем отражение высокого юноши. Его лицо было бледно, черные глаза расширены. Я выбежал на траву, забыв про пылающий факел. Сложив ладони рупором, я приготовился позвать Кадала, но звук, донесшийся сзади, заставил меня резко обернуться и посмотреть наверх.