Роман Суржиков - Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра

- Нас будут искать, - сказал Эрвин. - Придется маскироваться. Нарядим тебя пастушкой.

- А тебя - дровосеком.

- Ты будешь грязная, босоногая, с прорехами на платье... зато в огромной овчинной шапке, что спадает на глаза.

- А ты, братец, будешь в мешке с дырками для рук вместо рубахи, перепоясанный веревкой и с мечом вместо топора. Потому что ты - глупый дровосек. И еще с большущим шрамом на ноге - по той же причине.

- Нам будут встречаться кайры и спрашивать: эй, ребятня, вы не видели двух лорденышей? А мы им: не видали, но очень любопытно! Какие они из себя, не расскажете ли?

- Кайры скажут в ответ: юная девушка неземной красоты, а с нею паренек такой - бледненький, худосочный, сутулый...

- Укушу! - пригрозил Эрвин, но для начала ущипнул. Подумал и сказал: - В Шиммери тебе придется рожать.

- Почему это?..

- В сущности, там женщины только этим и занимаются. С четырнадцати лет выходят замуж и плодятся, как могут. Их честь и достоинство оцениваются количеством детей.

- Какая-то нелепица! Нет, братец, со мною это не пройдет. Моя миссия - в ином.

Конечно, Иона ждала, что он спросит о миссии, и она с немалой гордостью скажет, что живет ради красоты. Эрвин ехидно продекламировал:

- Иона София Джессика, мать шестерых. Звучит, не правда ли?

- Я стану художницей, - отрезала сестра. - Буду писать иконы и фрески. В них будет тепло и свет, и радость - до слез на глазах. И никогда не выйду замуж.

А потом, помолчав, добавила:

- В Шиммери верят, что у близнецов одна душа на двоих.

Дверь дрогнула от стука.

- Лорд Эрвин, леди Иона, - прогудел голос кого-то из отцовских вассалов, - вы здесь? Мы прибыли за вами. Его светлость очень встревожен.

Три дня назад они сбежали из замка и успели проехать четверть герцогства. Как видно, недостаточно много. Эрвин указал на окно и шепнул:

- Ориджины не отступают?..

Кайр за дверью словно угадал его мысли:

- Милорд, под окном наши люди. Прошу, не совершайте глупостей.

- Что сделает отец?.. - прошептала Иона.

- Ничего хорошего. Отошлет тебя куда-то, а меня - куда-то еще.

- Мы увидимся?

- Не знаю.

- Скажи, ведь ты всегда у меня будешь? Всегда?

Эрвин сказал это, прежде чем отпереть дверь.

Лихорадка - штука привычная, пусть неприятная.

Он нередко болел в детстве, к ужасному разочарованию отца. Герцог Десмонд свято веровал в то, что мужчины Севера неуязвимы для хворей. Если Эрвина угораздило простудиться, то это - свидетельство его телесной и духовной ущербности. Эрвиновы простуды - позор всего Дома Ориджин. Герцог глубоко презирал сына, когда тот болел, и не приближался к его постели. Оно и к лучшему: иначе отец обнаружил бы еще более позорный факт - Эрвину нравилось болеть. То было славное время, когда юный лорд никому и ничего не был должен, имел право спокойно лежать, читать книги, мечтать, болтать с сестрой, которая непременно оказывалась рядом. Сейчас почти то же самое... нет книг и сестры, но есть покой. Много приятного, мягкого умиротворения, равнодушного ко всем тревогам и бедам. Все опасности позади, а сейчас - покой. Вовсе не страшно.

Лихорадка нарастала весь последний день, колотила, обливала морозом, заставляла кутаться в оба плаща и сжиматься комком, подтягивая колени к груди. Временами от озноба он начинал стучать зубами, временами дрожал так сильно, что в потревоженной ране вспыхивал костер. Рана сделалась до странности чувствительна, любое касание отзывалось острее, чем игла, вонзенная под ноготь. Если не хочешь выть и скрипеть зубами - вовсе не шевелись. И забудь о левой руке: любое ее движение разрывает грудь.

Мази и перевязки... Кисточка стала орудием пытки. Все, на что Эрвин оказался способен, - это раздвинуть края раны и уронить каплю снадобья. Потом боль парализовала его. Прошло много времени со дня нападения, - подумал он, когда смог думать. По меньшей мере, несколько суток. Десять порций снадобья, никак не меньше. Хворь должна была уже отступить... рана начала заживать, я увидел бы это, будь хоть немного светлее. Осталось перетерпеть лихорадку - и пойду на поправку. Лекари говорят: лихорадка возникает, когда тело борется с хворью. Прежде не боролось, а теперь борется. Это хорошо! Осталось немного... лишь дотерпеть.

Он кутался в плащи, дрожал от озноба, стучал зубами. Вскрикивал, если жесткая ткань касалась раны. Попытался перевязать ее, но так и не смог: боль оказалась сильнее воли. В сердцах отшвырнул бинт и упал на спину. Дотерпеть... скоро пройдет.

Станет легче. Хворь ведь уже уходит...

- Бей! - рявкнул брат, и Эрвин ударил. Вложил всю злобу во взмах деревянного меча и обрушил на Рихарда. Тот легко отшвырнул клинок своим мечом.

- Плохо, Эрвин, - сказал брат. - Контратака тебя прикончит. Видишь?..

Деревяшка Рихарда уперлась Эрвину в ребра. Он отбил и атаковал снова - с тем же результатом. Снова, снова. Всякий раз Рихард комментировал:

- Запястье держи тверже - меч отлетает после удара... Закрывайся щитом быстрее. Ударил - и сразу в защиту... Не раскидывай руки при атаке - ты подставляешь грудь... Собранней держись, тверже! Ты словно кукла какая-то!

В доказательство последнего утверждения Рихард резко атаковал, нанося боковые удары и наступая. Эрвин пытался парировать и мечом, и щитом, но меч был отбит в одну сторону, щит - в другую, а Рихард ударил прямо в середину груди и швырнул брата наземь. Они прервались, со злостью глядя друг на друга. Эрвин поднялся, отряхивая пыль.

- Поразительно, как ты можешь совсем ничего не уметь! - сказал Рихард. - Ты - просто чудо какое-то.

- Я на два года младше тебя, - буркнул Эрвин.

- И что? Когда мне было тринадцать, я мог выстоять против любого грея! И залезть на эту вот стену без веревки, и проскакать галопом...

Эрвин прервал его:

- А хочешь, поговорим об истории? Скольких императоров ты вспомнишь, кроме Адриана и Того, Предыдущего? Или экономика: назови-ка годовой доход всех тринадцати Великих Домов! Может быть, основной продукт каждой земли? Население?.. Или желаешь сыграть в стратемы, раз уж военное дело тебе так по душе?

Рихард снисходительно усмехнулся. Именно снисходительно, не с раздражением или гневом.

- Пойми, братец, ты не сможешь ни бегать, ни прыгать, ни сражаться, пока не умеешь ходить. Или твоим языком: пока не выучишь буквы, не прочтешь книгу. Вот это, - Рихард взмахнул мечом, - буква А. С нее все начинается. Власть императоров, доход Великих Домов, что там еще ты вспоминал, - все стоит на мечах!

- А мне вот казалось, жизнь начинается с молока и хлеба. Не желаешь ли пройтись за плугом? Может быть, потренируемся доить коров?..

Рихард крутанул мечом и прищурился, словно прицеливаясь.

- Когда тебе, братец, нанесут оскорбление, плюнут в лицо - что станешь делать? Зубоскалить, как сейчас?