Дэвид Вебер - Клятва мечей

Харнак сжал челюсти, но возразить ему было нечего. Жрец был прав. Вызов и заклятие демона были опасным занятием даже для членов Церкви Шарны. Единственная ошибка способна привести к ужасной смерти всех участников действа. Кроме того, оно сопровождается явлениями, по которым знающий глаз мог определить, что происходит. К счастью, в землях градани таких глаз было мало, здесь косо смотрели даже на Орра и его детей. Но малейшая ошибка могла привести к уничтожению храма: ведь градани не забыли роли, которую сыграли Боги Тьмы в Падении Контовара. Даже сторонники Харнака вспороли бы ему брюхо, если бы заподозрили, кому он втайне служит. И все же он шел на этот риск. Тайное могущество Скорпиона помогало ему уже не раз, а ритуалы, поддерживающие власть этого бога, удовлетворяли его темные вожделения.

– Хорошо, Тарнатус, пусть это будут братья-псы. И пусть это произойдет побыстрей. Если так нужно, я готов потерпеть с бабами, но я должен помочиться на голову этого ублюдка перед всем двором моего отца, и как можно скорее!

– Вы будете иметь это удовольствие, мой принц, – пробормотал жрец. Он поднял голову и улыбнулся, заслышав звуки, доносившиеся из зала. Обернувшись, они увидели, откуда исходили крики отчаяния и мольбы о помощи. Два младших жреца в мантиях с капюшонами бросили к их ногам извивающееся в тщетных попытках освободиться от пут тело.

Девушка была совсем юной, не более пятнадцати-шестнадцати лет, ее формы только начали женственно округляться. На ней была только тоненькая белая рубашка, руки связаны за спиной. Уши плотно прижаты к голове, глаза расширены от ужаса. В зал входили около десятка жрецов и почитателей Скорпиона.

Мольбы пленницы на мгновение замолкли, когда она увидела нависавшую над ней статую. По-видимому, она что-то поняла, потому что с диким воплем рванулась назад, безуспешно пытаясь высвободиться из рук тех, кто тащил ее к алтарю.

– Как видите, мой принц, – промурлыкал Тарнатус, – ваша сегодняшняя деловая поездка сопряжена с развлечением. – Он вытащил откуда-то из недр своей накидки тонкий, острый как бритва, живодерский нож и улыбнулся кронпринцу Навахкскому. – Останетесь для участия в жертвоприношении?

В затененных ложбинках белел иней, но яркие лучи утреннего солнца весело золотили каменные стены города. Караван Килтана со скрипом и грохотом подходил к Дерму. Дорога, шедшая под уклон, вела прямо к разноцветным кровлям города, река Сарам огибала его западную часть синей дугой, на поверхности которой играли золотые солнечные блики. Быстрины и пороги пенились лишь милей выше оживленных пристаней. Ниже города просторы реки оживляли белые пятнышки небольших парусных судов, по обоим берегам тянулись и уходили вглубь страны возделанные поля, в отдалении возвышались снежные вершины гор Восточной Стены.

Баронство Эрнос явно пользовалось благословением богов. Плодородная почва обеспечивала богатые урожаи, а благоприятное географическое положение – неприкосновенность границ, члены правящей фамилии славились своей прозорливостью и удачей. Находившаяся ныне у власти баронесса Эрнос не была исключением. Унаследовав от своего отца хорошо обученную и оснащенную армию и его союзные договоры с могущественным соседом, Империей Топора, она управляла страной, демонстрируя незаурядный ум и завидную деловую хватку. Ее отношения с аксейскими купцами оставались весьма дружественными, их устраивали ее тарифы и налоги, разбойникам доступ в ее процветающие земли был заказан. Все это, да еще выгодное расположение ее столицы, самого северного порта на реке Сарам, дало ей возможность превратить Дерм в крупный торговый центр.

Риантус не ослабил требований к охране, но ощутимое облегчение охватило всех, когда повозки каравана пересекли границу, разделявшую Морец и Эрнос. Таким же напряженным оставался график патрульной службы, такие же взыскания налагались за невнимательность, но теперь дорога не виляла между подозрительных холмов, из-за которых в любой момент могли выскочить разбойники, а спокойно шла среди хорошо обработанных полей и богатых деревень.

Брандарк с интересом рассматривал деревни, не обнесенные даже частоколами, и города, лишенные каких-либо серьезных укреплений. Вряд ли навахкская армия когда-либо дойдет до Эрноса, но он не мог без ужаса представить, каковы шансы жителей этих неукрепленных городов в войне против любого серьезного противника. Но самым удивительным было то, что они, казалось, не испытывали нужды в том, чтобы защищаться даже от возможного нападения своих непосредственных соседей. Из книг он знал, что на свете существуют такие места, но, проведя свою жизнь в Навахке, не мог поверить своим глазам, даже видя такую страну воочию.

Базел воспринимал это по-другому. Он видел в этой не ведающей внешней опасности стране идеал, к которому стремился его отец. Правда, князь Бахнак не мог бы спокойно править таким мирным государством, в нем еще было слишком много от военного вождя градани. Базел даже сомневался, что отец ясно представлял себе цель, которую преследовал. Но это не играло никакой роли для Бахнака. Его интересовала даже не конечная цель, не награда в виде результата его трудов, а преодоление трудностей на пути к ней. Он жил борьбой, сознанием, что стремится к достойной цели.

Странное дело, но Базел понимал отца сейчас лучше, чем когда-либо раньше. Князь Бахнак умер бы от скуки в мире, лишенном политических интриг или военных игр, сопряженных со смертельной опасностью. Он не смог бы понять даже возможности существования такого мира и просто рассмеялся бы такой идее, как, например, «альтруизм». Он был практик, прагматический строитель империи. Его реформы были направлены на то, чтобы его государство становилось сильнее, жизнеспособнее, чтобы оно выдержало натиск соседей и смогло их завоевать, когда для этого сложатся подходящие условия. Все остальное не имело значения. Базел неоднократно слышал утверждения отца, что в этом мире человек должен заниматься собой и своими делами. Те, кто не соблюдает этих простых правил, обречены на провал, и чем скорее они потерпят поражение, уберутся с дороги у остальных, тем лучше.

Но в то же время князь воспитывал своих сыновей и дочерей в сознании того, что они обязаны своему народу, а не наоборот. Это был командир, лично надзиравший за тем, чтобы каждый солдат его армии питался не хуже, чем его гвардейцы, имел доступ к лекарям, чтобы его офицеры получали достоверную тактическую информацию. И это был отец, воспитавший сына, который не смог бросить Фарму в беде. Без сомнения, он на чем свет стоит клял сына за то, что тот ввязался в такую идиотскую историю, но Базел мог совершенно ясно представить себе реакцию отца на его невмешательство. То, что Бахнак мог совмещать в себе эти разнородные эмоции, свидетельствовало, что он вовсе не настолько холоден и расчетлив, насколько ему хотелось показать, и что он гораздо лучший отец, чем раньше мог подумать Базел.