Джал Халгаев - Книга Мертвых

Мы пожали друг другу руки и продолжили путь. Пока, как ни странно, все складывается просто на удивление прекрасно. А потом он спросил:

- А тебя как звать?

Я запнулся.

- Не знаю, - не стал я врать. Август - слишком уж пафосно, и не подходит ни теперешнему мне, ни сельским людям. Сразу примут меня за какого-нибудь "господина", и хрен я с ними сдружусь. А больше имен я не знал.

Карпин подозрительно прищурился, сбавляя шаг.

- Контуженный, али сам из ентих... пиратов?

- Контуженный. Помню только как трупы нашел, больше ничего не помню.

- Ну-у-у... На плече мешочек приличный, в мешочке - сундук железный. Кажись, ценное чего. Вижу нож под сундуком и книжицу какую-то. Остальное - хлам, а вот на поясе мошна примечательная. Шрамы на роже, да и везде, так думаю, руки крепкие, мозолистые - работали ими много. Еще говоришь стрелять умеешь. В глазах вижу: убивать тоже. Наемник чай?

Я присвистнул.

- Отдаю тебе должное, Карпин, ты просто до ужаса наблюдателен.

- А то ж, - он зарделся от удовольствия, от чего бородавки по цвету почти сливались с кожей. - Я ведь как: гляну, допустим, на овечку, так сразу признаю, сколько ей годков то стукнуло, кормили как, да и, чего уж таить, могу и кожу не щупать, на глаз выберу.

- Истинный мастер, - хмыкнул я, сильнее прижав кусок ткани к кровоточащей ране. Перед глазами двоилось. - Долго еще?

- Вот же ж, пришли, - мы вышли из-за деревьев и ступили на ровный наезженный тракт. Карпин махнул рукой. - Марилька! Марилька, глухая ты тетеря! Ходь сюды, помощь твоя надобна!

Митяся, Мариля... Просто сборник народного фольклора, мать его за ногу...

- Необычное имя.

- Марилька-то? Да не, эт мы ее так называем, а так она... не помню уже, старый стал, башка плохо варит.

Конечно, он лукавил. Несмотря на редкую проседь в висках и с десяток бородавок, которые его несомненно не только уродовали, но и порядком старили, выглядел он лет на сорок пять-пятьдесят и двигался вполне себе плавно и ровно. Да и стрелял, походу, тоже ничего.

Я оторвал от него взгляд и резко остановился, едва не наткнувшись на подскочившую к нам черноволосую девчушку. Она хмуро оглядела меня, а потом повернулась к Карпину:

- Чего звал?

Он ткнул в мое плечо пальцем.

- Зашей, поранился человек.

- Угу, поранился, - Марилька состроила гримасу. - Как же, дуй. Карпин, научился бы ты сначала головой думать, а потом из своей деревяшки стрелять, - она без лишних слов стянула с плеча куртку и деловито осмотрела рану, больно тыкая в ее края пальцем.

- Ай! - я отстранился. - Да ладно, сама заживет.

- Ну, как хочешь, - черноволосая пожала плечами.

- Шей, шей, это у него уже бред начинается.

- Так он же сам сказал, - возмутилась она. - Чего нитки зря тратить, раз он сам не хочет?

- Штопай, баба, кому сказал!

- Тьфу ты, - сплюнула Мариля, сцапала меня за запястье и потащила в сторону телеги, на которой лежал внушительных размеров деревянный гроб, прикрытый грязной белой парусиной. Я не сопротивлялся. - Идем, на холме зашью, а пока прокатишься рядом с Митясей. От него несет, конечно, но от тебя тоже пованивает не меньше. Сдружитесь.

Я усмехнулся. Прелестно, просто прелестно.

- Прости, - она еще крепче сжала мою раненную руку, смахивая с глаз проступившие капельки прозрачных слез, блестящих в свете огненных фонарей, подвешенных на раскачивающиеся ржавые цепи к потолку.

Я молчал, стиснув зубы. Кто же знал, что все так обернется? Я надеялся найти свое будущее, а попал в еще одну паршивую темницу и вновь нацепил на себя невольничий ошейник. Неужели со мной всегда будет случаться... это.

Я вздохнул.

- Дерьмо, - вслух закончил я свои мысли, закрывая глаза от нудящей тупой боли во всем теле, как будто по нему прошлась вся королевская конница.

- Что?

- Дерьмо, - повторил я.

Девушка всхлипнула и убрала руку, скрывшись в тени подземелья, от которого меня отделяла крепкая железная решетка, каждый прут которой красовался торчащими иглами колючей проволоки.

- И вот спустя семь месяцев ты, наконец, пришла ко мне, - глухо прошипел я, едва сдерживая подступающую к горлу ярость. - Прелестно, просто прелестно!

- А что я могла сделать? - уже в который раз начала она, кажется, пытаясь больше убедить в этом себя нежели меня. - Я тебя не знала, ты ничем не отличался от других и...

- Узнала? И что теперь?

- Прости!

Я заметил, что невольно копаюсь окровавленными пальцами в открытой ране, не замечая боли, и тут же одернул руку.

- Знаешь, я много времени провел там, где слова не значили ровным счетом ничего. Я надеялся, что приду сюда, и они, наконец, обретут значение. Зря надеялся. Для меня они по-прежнему ничего не значат.

- Что мне сделать, чтобы ты меня простил? - в отчаянии она повысила голос и испуганно прикрыла рот ладонью, на мгновение прислушиваясь к сопению жирного стражника, умостившегося на деревянной табуретке справа от массивной железной двери, на которой ясно виднелись размазанные следы свежей крови - моей крови.

- Вытащи меня отсюда.

- Нет!

- Вытащи меня отсюда, девка, иначе, клянусь своей жизнью, я не успокоюсь, пока не уничтожу каждого из вас! - рявкнул я и оскалился.

Она отшатнулась, тряся головой. Не успел я сказать ничего еще, как она вскочила на ноги и стремглав унеслась прочь, разрушая мою последнюю надежду на свободу.

Я закрыл глаза и уперся спиной в ребристую стену из твердого черного камня.

Там, в ледяной пустыне, я и мечтать не мог выбраться оттуда. Со временем все мое представление об этом мире замылилось острым желанием оказаться среди себе подобных, говорить с ними, а не только с собой, и жить среди них, а не в одиночестве. Я и забыл, какими жестокими мы можем быть.

Я выживу. Всегда выживал.

Этот случай заставил меня о многом задуматься, и теперь я точно знал, что делать. Отныне есть только я, и никогда больше ни одно живое существо не станет для меня важнее себя самого.

Пора выбираться.

Кризла - так звали ящероподобное существо, плюющееся кислотным зеленым ядом. Как я понял, кризлы питались плодами ядовитого морозостойкого растения под названием гнельица. В их организме весь яд перерабатывался и всасывался в кровь, от чего и та становилось исключительно опасной для незащищенной кожи или пасти напавшего на нее врага. Особые же железы, расположенные в нижней челюсти под двумя главными клыками, загнутыми внутрь, вырабатывали еще более омерзительное вещество, способное расплавить даже самый твердый металл из всех существующих в мире сплавов.

Вещество это, выделяющееся в органе за доли секунды, мгновенно поступало в заостренный лиловый язык, и тот подобно духовой трубке выбрызгивал порцию яда вперед - туда, куда был направлен взгляд кризлы.