Фрэнсис Хардинг - Хроники Расколотого королевства

Ставня была открыта чуть шире. Но еще шире были открыты глаза и рот девушки. Однако не волнение за судьбу Мошки было тому причиной.

— Так, значит, это ты навела Книжников на мистера Пертеллиса? — сказала она с придыханием. — Мошка, это была ты?

Мошка хотела ответить, но слова застряли у нее в горле. Она понимала, что не может сказать правду, если не хочет лишиться последнего друга, но и соврать она тоже не могла. Перед ее мысленным взором пронеслись образы Пирожка — как она аккуратно записывает имена брачующихся в журнал, как молится ночью в часовне, закрыв лицо платком, как украдкой выскальзывает из дома с тетрадью за пазухой. И ее вдруг пронзила догадка, что девушке негде было научиться чтению и письму, кроме как в школе Хопвуда Пертеллиса!

— Скажи! Это была ты?

Пирожок закусила губу, сдерживая слезы, и собралась закрыть ставню.

— Постой! — выкрикнула Мошка. — Они хотели, чтобы я сказала, что мистер Пертеллис убил Куропата. Но я не стала это говорить.

— Очень ты этим помогла мистеру Пертеллису, нечего сказать. Твой гусь за домом, я насыпала ему ячменя.

Окно захлопнулось, и Мошка услышала щелчок задвижки. Она смотрела на закрытые ставни, и в ней вскипали обида и гнев.

— Больше никогда не скажу правду! — прокричала она. — За правду тебя могут повесить, выгнать из дома, оставить голодной и холодной…

«Что ж, — подумала она с мрачным удовлетворением. — Сейчас пойду и натравлю Сарацина на их кур».

Зайдя за дом, она увидела Сарацина, склевавшего весь ячмень и жующего край рубахи, повешенной на просушку. Как-то раз он стащил скатерть со стола, вместе с едой, и с тех пор повадился жрать любую материю. Несколько кур боязливо жались друг к дружке в корыте, и Мошка поняла, что Сарацин уже исполнил ее месть.

— Ну, идем, Сарацин, — сказала она. — В этом доме черствые пирожки и сквозняки в комнатах и вечные свадьбы мешают спать.

Мошка нагнулась к Сарацину, и тут что-то шмякнулось на землю позади нее. Она вздрогнула и обернулась. У ее ног лежал сверток, надо думать, выброшенный из окна. Сверху была приколота записка: «Вазми палто от холада». Мошка подняла пальто и нашла в нем два батона хлеба и монету в один шиллинг. Она подняла взгляд на ряд закрытых окон. Мошка не сомневалась, что за одним из них стоит Пирожок. Губы ее расплылись в улыбке.

Шагая по улице со свертком под мышкой, она заметила, что ставнями отгородился не только брачный дом. Две служанки подметали крыльцо, и Мошка услышала их разговор:

— …говорят, радикалы целую пещеру завалили пулями, точно белка запасла желудей на зиму. Небось, и мушкетов припрятано вдоволь — как возьмутся да и пойдут штурмовать дворец герцога. Ой, что будет…

— Хоть бы нас не тронули.

— Как же, не тронут… Жди от них пощады. А когда придут в наш дом, даю слово, хозяин не пикнув сам всё отдаст. И еще спасибо скажет. Заячья душа. Эх, был бы он джентльменом, вроде капитана Блита…

Другая служанка ответила ей протяжным вздохом.

Повернув за угол, Мошка увидела, как всадник натянул поводья лошади. Перед ним кружились на ветру листы бумаги с отпечатанными крупными буквами. Вокруг уже собрались зеваки. Присмотревшись, Мошка поняла причину переполоха — на бумаге не было печати Книжников.

— Что это, мам? — спросил мальчик, проходя мимо.

— Идем! — прикрикнула на него мать. — Не смотри туда.

Она прижала его лицом к своей юбке и ускорила шаг.

— Так что будем делать? — спросили из толпы. — Может, камнем придавим?

— Надо позвать Книжников! Они разберутся!

Но ветер подхватил листы и понес их по улице. Толпа отшатнулась, как от неведомой заразы, и побежала следом. Когда листы улеглись на землю, к ним подошел один смельчак и, прикрывая рукой глаза, накидал на них носком сапога лошадиный навоз. Теперь бумага лежала смирно, не представляя особой угрозы, и только ветер теребил ее края.

Не прошло и пяти минут, как толпа расступилась перед черной каретой, запряженной двумя лошадьми. Оттуда вышла пара Книжников. Один из них взял длинными щипцами два листа и положил на совок, подставленный другим. Книжник с совком надел на нос пенсне и, строго оглядев толпу, спросил:

— Кто-нибудь смотрел на них?

— Он смотрел! — выкрикнул кто-то и толкнул в спину смельчака, накидавшего навоз на листы. — Он!

— Ничего я не смотрел! — возмутился несчастный. — Ну, разве краем глаза… Да я же и читать-то не умею.

— Врет и не краснеет! Я видел, как он глазами бегал по строчкам.

— Ясно, — сказал Книжник. — Этого берем с собой. Давайте, сэр, с нами, в карету. Не будем создавать лишних проблем. Если мы установим, что вы читать не умеете, тогда вам не о чем беспокоиться. В противном случае…

И Книжники взяли незадачливого смельчака под руки и посадили в карету. Возница натянул вожжи, лошади встрепенулись, и карета тронулась с места.

На повороте из толпы в карету полетел камень.

— Это вам за мистера Пертеллиса! — выкрикнул какой-то юнец.

Толпа заволновалась и загудела. Раздались выкрики: «Радикалы!», «Ключники!». И невозможно было сказать, кричали эти слова с осуждением или с одобрением. Карета Книжников остановилась, и возница крикнул:

— Позовите констеблей!

Вскоре прискакали всадники в форме гвардейцев герцога, с мушкетами наперевес.

— Камень…

— Ключники! Где-то здесь…

— Если они здесь, мы их найдем. Ты! Снимай перчатки! Посмотрим на твои руки!

Гвардейцы спешились и ворвались в толпу, распихивая людей, прокладывая дорогу мушкетами. Тех, кто носил перчатки, они хватали за руки и заставляли показывать ладони. Мошка знала, что они ищут клеймо в виде ключа.

Один человек в поношенном коричневом пальто протиснулся сквозь толпу и побежал в переулок.

Раздался оглушительный выстрел, и воздух заволокло дымом. Женщина, стоявшая рядом с Мошкой, пронзительно закричала — ее щека была в саже от пороха. Один из констеблей бросился в переулок, к упавшему человеку, и, нагнувшись над ним, сдернул перчатку с его правой руки.

— У него клеймо за воровство! — выкрикнул констебль и направился обратно неспешным шагом.

По толпе прошел недовольный гомон, точно жужжание мух, спугнутых с кучи навоза.

«Надо думать, мир всегда был таким, — размышляла Мошка, выходя из толпы и бредя по улице. — Он только казался цельным, словно треснувший горшок с медом, который держится, пока его не снимут с полки. Но стоит взять его в руки, и он развалится на части».

Раньше, когда она боялась Клента, ей казалось, что стоит от него избавиться, и все пойдет хорошо. Теперь она поняла, что это была иллюзия. Ей нестерпимо захотелось найти опору в этом грубом, жестоком мире.

И она подумала о Кольраби.

Мошка знала, что Кольраби проводит свободное время в кофейне «Речной олень». Она отправилась на набережную и стала ходить вдоль причала, выглядывая знакомую вывеску. Поняв, что кофейня сейчас на плаву, она стала ждать, и вскоре «Речной олень» подошел к причалу. Судя по шуму, доносившемуся изнутри, на борту кофейни шла нешуточная потасовка.