Карина Демина - Королевские камни

Она промокнула глаза платочком и губы вытерла. Без помады они стали блеклыми, некрасивыми. И сама она, постаревшая, была отвратительна.

Матушка думает, что Мирра на нее похожа… вот уж не было радости…

— Я считаю, что ваша дочь сделала достойную партию. — Райдо скрестил руки на груди. — Нат молод, но у него хорошие перспективы. Думаю, в следующем году я отправлю его в Город, пусть подучится. А дальше или при управлении останется, там толковые люди нужны. Или сюда вернется. В любом случае, ваша дочь не будет нуждаться.

— Этот брак незаконен!

— Он заключен, — спокойно повторил Райдо. — И с этим фактом вам следует смириться…

— Ей нет шестнадцати! И мы опротестуем… мы подадим в суд! — Матушка сорвалась на крик, но быстро взяла себя в руки.

Райдо же, глянув на нее, как показалось с насмешкой, спросил:

— И чего вы добьетесь этим судом?

— Его повесят! — Маргарет указала пальцем на мальчишку, который, казалось, не замечал никого и ничего, кроме Ниры.

И матушка, застывшая вот так, с вытянутой рукой, с кривой усмешкой на губах, была просто-напросто смешна!

— Сомневаюсь. Максимум, чего вы добьетесь, это расторжение брака, но… дальше что? Вы сможете заключить новый, не менее выгодный? Боюсь, что репутация вашей дочери окончательно будет уничтожена…

У Ниры дрожала нижняя губа. Боится?

И вправду боится, что нелепый этот суд все-таки будет иметь место? Глупость… но страх ее приятен. Страх в принципе приятен. И боль способна доставить наслаждение, но не все это понимают. Мирра отвернулась, прикрыла глаза платком, но так, чтобы видеть.

Ей нравилось смотреть на чужой страх.

— Да и не только ее… разразится скандал, а скандалы в таких местах не забываются быстро. Его будут поминать и через год, и через десять лет… вам это нужно?

— Нет, — ответил за матушку Альфред.

И поклонился.

Взял Мирру за руку, почти коснувшись губами ладони, и это обманчивое дразнящее прикосновение заставило ее вздрогнуть. В нем виделось обещание…

…боли?

…наслаждения?

…всего и сразу? Альфред улыбался и этой улыбкой подтверждал право Мирры на тайну. Он пальцы убрал, и Мирра поднесла руку к лицу.

Та сладко пахла кровью.

И, наверное, для псов запах этот был куда более силен, чем для нее, и порой Мирра начинала жалеть, что не способна ощутить его во всем многообразии оттенков. Она чувствовала себя слепой, обделенной чем-то важным…

— Нам это совершенно не нужно. — Альфред поклонился матушке и встал за спиной Мирры. Близко. Слишком близко, чтобы она могла спокойно дышать. — Предлагаю решить этот вопрос миром…

— Альфред, простите, но мне кажется, это не ваше дело.

Матушка не понимала.

Она привыкла к беспомощному мужчине, к такому, которым можно помыкать, а он и слова в ответ не скажет, и теперь злилась, потому как Альфред молчать не собирался.

— Боюсь, что мое.

Мирре не нужно оборачиваться, чтобы увидеть его улыбку.

Мягкую.

Обманчиво мягкую.

Ему пошли бы клыки…

— Во-первых, так уж вышло, что я причастен к этому браку. А во-вторых… мы же собирались породниться…

Пальцы скользнули по шее.

Ледяные.

И Мирра стиснула зубы… она дрожит? Дрожит. И Альфреду нравится эта дрожь. Он наслаждается ею, как сама Мирра наслаждается чужим страхом.

— Собирались? — переспросила матушка, окончательно потерявшись. Она все еще злилась, но чутье, которое матушка все-таки не утратила, говорило, что злость эту надо бы придержать.

Лишняя она.

— Боюсь, что если дело дойдет до суда, до скандала… — Альфред нарочно говорил медленно, растягивая каждое слово, и тяжелый запах крови, исходивший от рук его, пьянил. — Я вынужден буду разорвать помолвку.

Матушка открыла рот. И закрыла.

Все-таки она дура…

— У меня большие планы. — Альфред на матушку не смотрел. Он презирал ее, как и большинство людей, и, глядя на них его глазами, Мирра соглашалась, что люди эти иного и не достойны. — И моей супруге в них отведена существенная роль. Она должна быть красива, хорошо воспитана, очаровательна, милосердна…

Райдо выразительно хмыкнул, но промолчал.

— И, естественно, на ее репутации не должно быть пятен… — Альфред отступил, и Мирра едва удержалась, чтобы не обернуться. Всякий раз, когда он так делал, ей начинало казаться, что ее бросят. — И если ту нелепую историю с… изнасилованием удалось замять, то замолчать суд не выйдет…

— Но… — Матушка беспомощно огляделась. Она чувствовала, что в своем праве, вот только поддержать это право никто не спешил. — Что нам делать?

— Ничего.

— Как?

— Обыкновенно. — Рука Альфреда все еще лежала на спинке кресла, но сам он отступил и теперь касался этого кресла лишь кончиками пальцев. — Ваша дочь вышла замуж. Примите это как данность. Если повезет, она будет счастлива в браке… если не повезет, то вашей вины в том нет…

Его голос очаровывал.

И Мирра стиснула зубы, чтобы не поддаться этому очарованию.

— Вы ведь предупреждали ее…

Матушка кивнула.

— Вот видите… она не послушала, а значит, что бы ни произошло дальше… это будет исключительно на ее совести… — Альфред опустился на одно колено перед матушкой и взял ее руку. — Миссис Арманди, вы же умная женщина… вы же понимаете, как опасны скандалы… как легко уничтожить не только репутацию, но саму жизнь… одно неосторожное слово… или два… или несколько, сказанных не в том месте и не в то время.

Он смотрел матушке в глаза, и та замерла.

Птица в силках.

Вот кто она для Альфреда. И сама Мирра… и все прочие… он же птицелов и наслаждается своей властью над глупыми пичугами, которые добровольно садятся на раскинутую им сеть.

— Поэтому осторожней со словами, миссис Арманди… мне бы не хотелось вас потерять, — это прозвучало почти угрозой.

И матушка, не привыкшая к угрозам, побледнела.

— Я предлагаю забыть это досадное происшествие… точнее, не забыть, это вряд ли выйдет, но изменить свое к нему отношение… молодой человек и вправду имеет очень хорошие перспективы… и быть может, однажды вы будете гордиться таким зятем.

— Альфред, вы…

— Подхалим. — Он очаровательно улыбнулся, знал, сколь меняет его эта улыбка, которая почти настоящая. Дружелюбная. И немного хулиганская.

Волшебная, как и голос.

— Увы, ничего не могу с собой поделать. — Он вновь поцеловал вялую матушкину руку. — Но надеюсь, мы правильно поняли друг друга. И если так, то, полагаю, самое время устроить торжественное чаепитие… а заодно поговорить о свадьбе… о двух свадьбах…

— Двух?

Она еще была в плену его голоса.

— Конечно. Не стоит создавать почву для… недопонимания. Молодые люди сбежали, это случается, но они вернулись. И горожане должны видеть, что свадьба на самом деле состоялась. Они поймут и простят… побег, пылкость чувств… это так мило. Очаровательно. В послевоенное время людям очень не хватает очарования.