Карина Демина - Королевские камни

…а ведь изменится, весной, когда она исполнит свою часть сделки. Сейчас он зависит от Ийлэ, как и она от него. Но выздоровев…

Найо Грэм громко вздохнул и ручку прижал ко лбу.

Лоб он подбривал, чтобы тот казался выше. А редкие волосы подкрашивал и заплетал в косицу, тощенькую, что хвост мышиный. И сейчас с этого хвоста свисала золотая ленточка.

— Это меня разорит.

Райдо смотрел на человека сверху вниз, выжидающе. И недоумевая?

— Я… — Найо Грэм терзал платочек или уже не его, но манжеты свои. — Мои клиентки… супруга мэра… и найо Арманди… и многие иные дамы… достойные… уважаемые… почтенные даже… они будут оскорблены, узнав, что я продал платье какой-то… метресс.

Ноздри Райдо дрогнули.

— Быть может, у вас там, за Перевалом, и принято, чтобы содержанки одевались там же, где и… приличные дамы, но не здесь! — И на щеках проступили серебряные капли. — Здесь подобное невозможно!

— То есть, — Райдо теперь говорил очень тихо, глухо, но от голоса его найо Грэм задрожал, — Ийлэ теперь недостаточно хороша…

— Умоляю меня простить, но…

— Идем. — Он стиснул руку Ийлэ, а дверь несчастную, которая точно не была виновата ни в чем, пнул, вымещая на ней, безмолвной, ярость. Уж лучше на ней, чем на Ийлэ. — Вот же… чтоб тебя… с-скотина… достойные дамы… — Он пнул уже не дверь, но фонарный столб. — Лицемеры хреновы!

И только тогда Ийлэ выпустил.

— Извини, — сказал, прижимаясь к столбу лбом. — Я… испугал тебя?

— Нет.

— Испугал. Я не хотел. Я просто… я когда вижу таких вот… небось раньше ковром расстилался, верно? Перед моей матушкой едва ли не на брюхе ползают. Леди то, леди сё… ручки целуют… кофеи, чаи… шоколады… а тут… — Райдо потер щеку. — Мерзко это все.

— В городе есть и другие лавки. — Почему-то Ийлэ не испытывала ни гнева, ни обиды, только искреннее, пожалуй, удивление оттого, что пес думал, будто могло быть иначе.

— Есть… хорошо, что есть… надо найти кого, чтобы с тебя мерки сняли, и выпишем платье… дюжину…

— Тогда уж две.

— И две выпишем. И все десять.

— Зачем мне десять дюжин платьев?

Раньше у нее было… пожалуй, столько и было или даже больше. Целая комната-гардеробная и еще одна — для туфелек… и полки с деревянными головами для шляпок. Огромный шкаф, где хранили перчатки и чулки. Нижние юбки. Подушечки турнюров. Шкатулки и шкатулочки, но не с драгоценностями — с булавками, иголками и нитками, с лентами и тесьмой, с перьями крашеными, бусинами и прочими мелочами, которые казались тогда жизненной необходимостью.

Кому все это досталось?

Кому-то…

— Не знаю. Мерить будешь. И вообще, я же знаю, что женщине надо много платьев…

А живое железо так и держалось, не уходило. Серебряные капли расползались по щеке, и Райдо трогал их.

— Ты злишься? — Ийлэ протянула руку и потом только подумала, что, наверное, не следует к нему сейчас прикасаться.

— Немного. Не на тебя. На этого… на этих…

Подумала и все равно прикоснулась. И живое железо ушло под кожу.

— Я… наверное, не надо было, да? — Ийлэ отвела взгляд.

— Надо было.

А он руку перехватил, но отпустил почти сразу.

— Прости, я знаю, что тебя не стоит трогать… что тебе неприятно.

— Я такого не говорила! Про то, что неприятно…

Приятно. И страшно, потому что так не должно быть. Он ведь пес, а Ийлэ — альва. И связывает их исключительно сделка. Взаимовыгодная.

— Значит, не неприятно? — Он подался вперед, наклонился почти и оказался слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Но парадоксально, именно так Ийлэ себя и ощущала. С ним.

— Нет.

— Хорошо тогда. — Райдо вдруг сгреб ее в охапку, прижал к куртке и подбородком в макушку уперся, потерся, ласкаясь. — А то мне тяжело не трогать. Ты не подумай чего, просто… потребность такая, говорят, что у всех наших, но у меня особенно ярко выражена. Я тебе рассказывал, что с медведем спал?

— Рассказывал.

Неприлично стоять вот так, в обнимку. На улице. Перед витриной магазина, из которой за ними наблюдает безликий манекен в платье винного колера, а где-то там, в тени, прячется найо Грэм, который слишком хорош, чтобы одевать таких, как Ийлэ.

И плевать. На него. На улицу. На сам этот город, который Ийлэ уже презирает и ненавидит, хотя она ничего не сделала.

— А потом я в школу уехал…

— И это рассказывал.

— А когда вернулся, то выяснилось, что она его выкинула…

— Кто?

— Матушка моя. Она вообще мою комнату полностью переделала. Сказала, я уже взрослый и комната должна быть взрослой. И в бездну ее, комнату, но по медведю я скучал.

— Мы можем купить тебе другого. Здесь есть магазин игрушек…

— Да? — Райдо отстранился и, смерив Ийлэ насмешливым взглядом, спросил: — А ты уверена, что нам медведя продадут?

Ийлэ пожала плечами: не уверена, но что мешает проверить?

Медведя Райдо отыскал. Не для себя, конечно, все-таки он уже достаточно взрослый, чтобы спать в одиночестве, но для малышки.

Ей понравится.

Конечно, понравится, большой, сшитый из лоскутов мягкой плюшевой ткани, с глазами-пуговками, что смотрели на Райдо по-медвежьи внимательно, с печальной улыбкой на морде, с белой манишкой и в черном сюртуке, в котором у медведя был на редкость глупый и несчастный вид.

— На меня похож, правда? — Райдо медведя обнял. Пахло от него свежей стружкой и еще мятой, душицей и кардамоном. Наверняка внутри игрушки были спрятаны пакетики с сухими травами.

— Похож, — после некоторого раздумья согласилась альва.

Из этой лавки их не пытались выставить. И хозяин, сухонький старичок с белыми волосами, которые торчали седым облаком, самолично вынес медведя из подсобки…

…а еще кукол представил. И кукольный дом обещал привезти.

Он говорил с Райдо сиплым низким голосом. Глаза его слезились, а руки дрожали. В самом магазине было сумрачно, тесно.

Полки. Игрушки на полках. Оловянные армии и армии деревянные, застывшие друг напротив друга… потускневшая медь труб и потерянные барабаны. Круглолицые куклы в пыльных нарядах. Лошадки-палочки. Игрушечные, посеребренные сабли…

Сокровища, которые больше не были нужны. И от этого становилось не по себе…

— Нам бы еще кроватку детскую… и погремушек… и еще браслет на ручку, а лучше два. — Райдо повернулся к альве, которая молчала, но держалась рядом.

И хорошо.

Ему нравилось, когда она была рядом. И вовсе не потому, что тварь внутри тоже чувствовала близость Ийлэ, успокаивалась. Тварь внутри… да просто тварь, ей зима навевает спокойные сны. Дело не в ней и не в том, что весной, быть может, случится чудо и Райдо эту весну переживет, а за ней лето и осень… и хрысеву тучу весен, лет и осеней. Зим тоже.

Дело в Ийлэ.

И в том, что она больше не боялась его.