Варвара Мадоши - Укротители Быка

Варвара Мадоши, Ольга Эдо. Карта Коронованного Быка

Наместник императора въезжал в столицу.

Медина-дель-Соль, город Солнца, отлично подготовился к встрече. Главные ворота распахнуты, улицы в цветах, флагах и гирляндах, и даже мостовые выметены до блеска. Всю грязь убрали с глаз долой, фасады подновили, вывески перерисовали (часто не столько ради придания облупившейся краске лучшего вида, сколько чтобы добавить к названию заведения пару соответствующих моменту политических деталей). Хозяин каждой мастерской старался сегодня выставить в окнах самый приманчивый товар — пусть даже наместник должен был проехать только по Королевской улице и нигде больше.

Солнце словно бы тоже приветствовало новую власть: оно радостно сверкало в празднично чистом, голубом небе, наделяя нестерпимым блеском купола храмов и высокие иглы шпилей.

Город встречал государя.

Кортеж миновал центральные ворота, и тень от стрельчатой арки на мгновение скрыла все великолепии: рыцарей в белых плащах поверх начищенных кольчуг, отличных лошадей с разноцветными плюмажами и драгоценно украшенной сбруей, разноцветные знамена полков на позолоченных древках и, разумеется, самого наместника с ближайшим окружением, сплошь важных господ в расшитой золотом парче.

Сам наместник был хорош собою, горделив осанкой, да еще и разодет в пурпурную тунику, на что имел право, как член императорской фамилии. На голове его сиял золотой венец, разбрасывая солнечные зайчики от драгоценных камней. Однако взгляды толпы приковывал не столько сей заслуженный рыцарь, сколько молодая красавица, статная и высокая, едущая по левую руку от него. Голову ее венчала корона золотых кос, и другой короны ей не требовалось. Прекрасная, как утренний рассвет, она уверенно держала поводья огромного черного жеребца.

То была приемная дочь наместника, красавица Ванесса, и, говорили, немало рыцарей уже сложили головы на поле брани, надеясь геройством снискать ее благосклонность.

Кортеж продолжал двигаться по улицам; кони шагали мерно, высоко поднимая колени. Жители бросали в воздух цветы, и одуряюще пах жасмин, цветущий во всех отведенных городским собранием местах.

Наместник милостиво улыбался, махал рукой; поймав брошенный какой-то красоткой букетик, поднес его к лицу и подмигнул бросавшей. Ни у кого из жителей не было повода вспоминать о кровавых полях сражений, о разжиревших стервятниках и измученных голодом детях. Что вы, почтеннейшие. Что в прошлом, то в прошлом. Мы-то живы, и надо радоваться.

Однако ни одно торжественное событие не обходится без происшествий, и это тем вернее, чем больше народу вовлечено в действо. Вот и на сей раз: стоило кортежу миновать Королевскую улицу — и даже не совсем еще миновать, а так, дойти до Храма Спента-Армаити, — как откуда ни возьмись из пестрого скопления перепутавшихся между собой гильдий музыкантов и вышивальщиц, выскочила старуха-нищенка. Была она сгорблена, седа, и даже на расстоянии от нее чувствовался запах человека, живущего в помойной яме.

Очевидно, нищенку кто-то толкнул (городская стража долго потом пинками и зуботычинами выпытывала, кто это был, но так ничего и не допытала с определенностью), потому что она порядочно пролетела по мостовой и шлепнулась на колени как раз между передними ногами коня наместника и герольдами.

Едущие по краям процессии рыцари схватились за рукояти мечей… однако нищенка оказалась всего лишь тем, чем она и выглядела — безобидной старой женщиной, больной и никчемной. Наместник осадил коня, давая ей встать; она, с кряхтеньем поднялась, окинула процессию диким взглядом (кое-кто потом уверял, что глаза у старухи были красные), и неожиданно проорала, тыкая в наместника скрюченным пальцем:

— Получеловек!

Шум толпы мгновенно стих, и в наступившей тишине все услышали следующее:

— Недочеловек! Недобог!

Толпа удивленно замерла, не зная, что и думать по этому поводу. Пронеслись смешки, кто-то испуганно ахнул. Старуха же подхватила руками изодранный подол, неприлично заголив коричневые высохшие икры, и шмыгнула куда-то — впоследствии никто не мог сказать, куда именно.

Нечего и говорить, что случай этот немедленно оброс несметными слухами, и уже к вечеру история гуляла по городу во множестве вариантов. Пророчества о конце света были всего лишь одним из них — и даже не самым впечатляющим. Большинство сплетников, однако, ограничились тем, что объявили наместника сыном бога — многие видели, как он побледнел при словах старухи.

…Но никто не видел, как поздно вечером того же дня наместник со смешком сказал дочери:

— Это, милая моя, был привет от Святой Источника.

Она яростным жестом сжала подвеску ожерелья — так, чтобы причудливый узор впечатался в ладонь.

На рассвете в воздухе ощущалась особенная зябкая сырость, трава и одеяла оделись ледяной росой, а из ложбин поднимался бледный, словно продрогший старец, немощный туман. Недоброе утро. По крайне мере, для Райна, которого разбудил несильный пинок сапогом под ребра.

По его мнению, время совершенно не подходило для пробуждения людей порядочных. Особенно, если эти люди астрологи, чья профессия требует вдумчивого диалога со звездным небом.

Райн приподнялся на локте, сообразив, что засиделся с расчетами и снова заснул под открытым небом, недалеко от костра. Ну и соответственно вышли результаты: голова болела, шея отказывалась сгибаться, руки и ноги тоже казались каменными. Или, по крайней мере, медными.

Рядом стоял Стар, крайне недовольный — что в целом для него с утра было скорее характерно, чем нет — и до безобразия выспавшийся. Никаких тебе кругов под глазами и ввалившихся щек. Боли в шее его, счастливчика, тоже не беспокоят.