Татьяна Садыкова - Возвращение к истокам (СИ)

- Издеваешься? - немного оскорбился я. Я ему тут со всей душой, а он думает, что я выпил! - Я уже как две недели нормально не могу поспать, все думаю, думаю об этой девчонке, волнуюсь. Вдруг там монахини-сектантки? Завели ее в храм и принесли в жертву Настерревилю? Или еще хуже - заставляют заучивать постулаты и проповеди! Представь, как она потом, начитавшись этой религиозной чепухи, будет играть на моих нервах?!

- Ник… - устало протянул брат. - Давай я тебе дам сонного зелья, и ты просто поспишь? И выкинешь из головы эту чепуху, а? Какие монахини-сектанки? Ты бредишь?

Я сощурился:

- Я не доверяю женщинам, которые добровольно заперли себя в холодных кельях, навесили аскез и постоянно измываются над своим телом. Мало ли чем они занимаются, пока их никто не видит? Может, устраивают соревнования, кто кого лучше запорет хворостиной во имя служения Великой? Или же объявят всеобщую голодовку, обозвав ее постом? А ты видел Ирен? Она такая худенькая, маленькая… Да она ее не выдержит! И вообще, я пробовал пить снотворное, но оно не помогает. Совершенно. От него только голова утром болит, и ходишь потом целый день, словно в тумане. Я потом все дежурство прятался от Азеля, чтоб он не увидел моего состояния, а это, поверь, было весьма не просто…

- Я был не прав - ты не бредишь, а издеваешься!

- Немного, - не стал скрывать я правды, а после глубокомысленно заметил. - Но мы-то не знаем, чем там тайком занимаются монахини…

Никогда не доверял деятельным женщинам, особенно, если они помешаны на религии, ибо никогда их увлечения ею не заканчивались ни чем хорошим. Взять хотя бы Шион…

- Они служат Великой, Ник, - уверенно произнес брат. - Проводят обряды, шьют одеяния для жрецов, пишут святые образы и уж никак не занимаются тем, что ты описал.

Он, видно, уже начал жалеть, что открыл мне дверь, а не притворился крепко спящим. Я бы на его месте послал раннего посетителя по всем известному маршруту, но я-то любил сладко поспать, а вот Фил был ранней пташкой.

- Мало ли, - пожал плечами я, совсем не настаивая на своей версии. Честно, мне было все равно, как проводили свои будни эти женщины, меня волновала лишь судьба принцессы. И я уж точно знал, что ей среди них не место. - Я говорю лишь о том, что хочу увидеть Ирен. Убедиться, что с ней все хорошо, что ее не обижают и… - я вздохнул, посмотрев на брата. - Я хочу нормально спать, Фил, жить новой жизнью, но вот выкинуть из головы Ирен не могу. Я тревожусь о ее судьбе, все же она была мне не чужой и я чувствую за нее ответственность. Да и слезы Элисень… нужно их забрать. Мало ли как они будут действовать в таком месте?

Филгус нахмурился, видно он не думал о божественном артефакте с такой точки зрения. Я вот тоже как-то не задумывался, все больше радовался, что реликвия ушла из надзора нового советника.

- Думаешь, она будет активно взаимодействовать с энергетикой места?

Я, пожав плечами, спокойно отметил:

- Ну раз за все время мы не слышали об внезапно образовавшихся смерчах и проповедей жрецов о грядущем конце света и кары за все грехи перед Великой, то, думаю, все хорошо.

- И ты так спокойно об этом говоришь? - с брата слетела вся сонливость, а лицо приняло такое выражение лица, словно я ему объявил, что перехожу на сторону зла, с этого дня больше не ем шоколад и становлюсь вечным рабом Настерревиля.

Я пожал плечами, что должно было произойти - давно бы произошло. А слезы пока их не теребили, вели себя вполне мирно даже в таких намоленных местах - все же сколько лет они хранились в Силенвиле и ничего, город по сей день стоит и здравствует.

- Меня больше волнует состояние Ирен, - заметил я. - Слезы - дело третье. Обычно они находятся в пассивном состоянии и активация их функций - череда незакономерных случайностей, на которые ни я, ни ты влиять все равно не сможем. Да и это происходит так редко, что вероятность их сбоя и образования энергетических потоков, что будут разрушать все на своем пути - минимальна.

Брат немного успокоился, но не до конца.

- Ты уверен? - обеспокоенно переспросил он.

Я кивнул:

- Абсолютно.

Несколько минут прошли в тягостном молчании. Филгус обдумывал все, что я ему рассказал, а я же - наблюдал за настенными часами, мерный стук которых постепенно меня усыплял.

Я уже начал спать с открытыми глазами, как друг внезапно произнес:

- Если я попрошу узнать принца, как поживает Ирен, тебя это успокоит?

Я отрицательно качнул головой:

- Нет, я хочу убедиться в этом сам.

Ариану я не доверял, ибо он вполне мог меня обмануть, прикрывшись интересами семьи. Я бы на его месте не раскрыл такую информацию посторонним магам, хоть и имевшим с ним некие деловые договоренности - мало ли что.

- И как ты себе это представляешь? - усмехнулся Фил. - Ворвешься в монастырь, распугав бедных женщин, и пройдешься с инспекцией по всем кельям, оценивая их уровень жизни и здоровья?

- А что, отличная идея!

Он аж чуть не подскочил в кресле, опасливо на меня глянув:

- Ты же понимаешь, что я пошутил?

- Конечно, но это не отменяет того, что твою идею я оценил и признал годной для будущего плана.

Тем более, она явно переплеталась с моим планом - переодеться в жреца или странствующего менестреля и попроситься к ним на ночлег. И тем и другим старались не отказывать: первый - слуга Великой, а второй может и песней, историей развлечь за сытный ужин. А монахини женщины одинокие, свежими сплетнями и историями не обремененные и испытывающие информационный голод. Хоть они и ушли от мирских дел, но в душе-то остались теми же кумушками, которые любили собраться возле колодца, да и поделиться о своем житейском.

Филгус обреченно пробормотав: “И во что я ввязался”, встал со своего насиженного места, запахнул покрепче махровый халат, в котором он любил расхаживать по дому, и прошлепал босыми ногами до двери. Резко ее открыл и, молниеносно кого-то схватив за шкварник, втащил в комнату. Это оказался Риэл.

За прошедшее время этот наглый вандал ничуть не изменился: то же издевательское выражение лица, нагловатая улыбка, оценивающий взгляд, словно он уже примеривался что-то украсть. Стоило отметить лишь то, что одежда на нем была чистая, аккуратная, да и он как-то одомашнился. За внешним лоском он немного утратил свою дикость, превратившись из бездомного помойного кота, в зверюгу домашнюю, но до сих пор опасную и непредсказуемую.

Петре удалось его немного приручить, Филу - не угробить женишка дочери, а Лире - принять в свою семью. Честно признаться, я даже был немного рад его вновь видеть, но все равно выбор своей племянницы не одобрял, хотя в свете последних событий он был лучшим вариантом.

Но, видно, одомашнился он не до конца, раз решил подслушать приватный разговор двух отнюдь не добрых и не всепрощающих магов. А я-то по-глупости сперва подумал, что у него появился зачаток разума.