Нина Лукинова - Два цвета неба

Обои, кирпич, бетон, грубый камень, и нечто сиреневое, застилающее глаза густой пеленой. Теперь нет страха, есть только пустота на месте души, на месте сердца. Черная или белая, цвет перестал иметь значения, мир превратился в ледяную точку, обжигающую сильнее Адского огня. Реально то, что вижу, реально то, что слышу! О, Создатель, какое же преступление нужно совершить, чтобы заслужить самый страшный на свете грех?

— Чего молчишь, Грегори? — спрашивает Эльвира, медленно разворачиваясь на крутящемся стуле. Вот он, апофеоз — карие глаза встречаются с голубыми холодными айсбергами, одиноко застывшими в вечной мерзлоте. Замечаю, как взгляд Эльвиры медленно превращается в наполненный ужасом загипнотизированного кролика, медленно сжираемого удавом, задыхающегося от гнилого запаха смерти. Последний шаг, и милое создание превратится в часть кишечника хладнокровной гадюки, разбиваясь на молекулы и разносясь по крови сумбурными атомами. Отчего Я чувствую себя чудовищем, смотря в испуганные карие глаза подруги? Будто бы являюсь животным с испачканной кровью младенцев мордой, застигнутом на месте преступления.

— Налана? — удивленно спрашивает она, быстро взяв себя в руки, натягивая безупречную улыбку, за которой таятся тщательно скрытые злость и ненависть, промелькнувшие на долю секунды. — Давно ты здесь?

— Достаточно, Эл, — сухо говорю я, чувствуя, как с каждой секундой голос покрывается новой коркой льда.

—Ты выпила таблетки, Налана? — сменив тон на розовую мягкость, говорит она.

«Теперь открой глаза!» — кричит Голос в голове, и белоснежная вспышка застилает сознание неясным маревом. Мир исчез, превратившись в кусок льда, а я вместе с ним.

Белоснежная яркая вспышка, не помню, что произошло потом. Только спустя довольно большой промежуток времени, память некстати начала подкидывать эти события, медленно, но верно становящиеся не более чем растворяющимся в воздухе дымом. О, Создатель, зачем ты наделил меня памятью! Или это очередное испытание на стойкость, еще одна прихоть в доказательство того, что я достойна ЗНАТЬ! Истину,… проклятую Истину.… Теперь я жалею обо всем, о том, что захотела открыть глаза, о том, что слушала Голос, о том, что захотела свадьбу в Италии, лучшее торжество столетия, чтобы утереть нос пафосным снобам-дружкам из творческой богемы, поразить воображение.… Как ничтожно все это было! Жалею даже о каждом вдохе и выдохе. Прошлое не имеет значения, будущее бесцельно, есть только здесь и сейчас, момент, длящийся секунду или Вечность.

Только здесь, стоя на краю бесконечного небоскреба, пробуя языком, грозовые облака понимаешь, что мир не имеет значения, ничто не имеет значения. Холодные снежинки касаются ресниц, мгновенно тая и смешиваясь со слезами, застилающими глаза плотным полотном. Мороз пронизывает до костей, заставляя дрожать щуплое тельце в тонкой кожаной куртке, едва прикрывающей летнюю майку.

Снизу, со стороны далекой земли, глухо доносится завывающий шум сирен полицейских машин, черные точки в форме молниеносно выкатываются на асфальт, подобно олимпийским фигуристам. Еще мгновение, и слышу за спиной приближающийся топот ног. Тяжелые сапоги гулко стучат по железной лестнице, ведущей на крышу, они близко, слышу их дыхание, чувствую.… Сейчас сюда ворвется десяток крепких парней, вооруженных до зубов. Они прикажут поднять руки вверх, уставив дула тяжелых автоматов на безоружную девицу, ловящую языком снежинки посреди крыши самого высокого небоскреба Санкт-Петербурга.

«Последний шаг, Налана, последняя черта! Открой глаза!» — приказывает Голос в голове.

— Не хочу! Только не так! Должен быть другой выход! — захожусь в приступе истерики, чувствуя, как снег холодит горячие щеки.

«К сожалению, только так. Прости.… По-другому ты бы не согласилась. Это нужно сделать самой», — грустно говорит Голос.

— Пошел в жопу! Я не хочу умирать! Не буду я прыгать с крыши! — истошно воплю в пустоту, оторвав глаза от стремительно приближающейся земли, стоило только посмотреть вниз.

«Так нужно, Нала! Открой глаза!» — вопит он.

— Пожалуйста, я не хочу умирать! — отчаяние захватывает сознание, парализуя разум. Страшно, чудовищно, безумно.

— Поднимите руки вверх! — холодный безжалостный голос разрезает тягостное ожидание, голос машины, робота, не может принадлежать живому человеку. Медленно оборачиваясь, выполняю приказ, растопырив пальцы, смотря в бездонный ствол нацеленного в грудь автомата, делаю шаг и… вспышка…

Что было до этого, до яркой вспышки, пронзающей голову насквозь ярким светом? Лишь стоя на краю пропасти, понимаешь истинную цену жизни. Теперь некуда бежать, больше нечего терять, вот он — последний рубеж, пришло время скинуть маски.

— Ты выпила таблетки, Налана? — спрашивает Эльвира, уперев в меня взгляд. — Чего молчишь, я с тобой говорю! — пытается подняться на ноги, но одним резким толчков возвращаю ее на место.

— Нужно поговорить, — сухо говорю я, читая в глазах непонимание.

—О чем же? — спрашивает она, насторожено следя за каждым моим движением, как медленно усаживаюсь в кресло напротив.

— О Фабрике Душ, — отвечаю я, заметив, как подруга невольно отвела глаза, найдя на полу нечто интересное.

— О, Налана… опять началось… — устало протягивает она. — Пойду, поищу твои таблетки, — говорит она, порываясь подняться.

— Давай не будем тратить время друг друга. Уже пять дней, как смываю их в канализацию! Мне нужны ответы, Эльвира. Отпираться бессмысленно, я все знаю, — твердо говорю я.

— Например? — стараясь сохранить спокойствие, спрашивает она, но замечаю, как голос невольно дрогнул. — В собственных сказках ты лучше разбираешься.

— Лиана все рассказала, что окружающий мир выдумка, а как ты говоришь сказки, на самом деле реальны. Почему я здесь оказалась и кто вы такие? Говори! — гробовое молчание, злость захлестнула сознание и внезапно стены комнаты начали дрожать, штукатурка на потолке покрылась мелкими трещинами, осыпаясь пыльными кусками, а пол под Эльвирой превратился в зыбучие пески, и она начала медленно оседать, проваливаясь. Искры страха и неверия в темных пустых глазах разгорелись лесным пожаром. Она держалась невозмутимо, сколько могла, но когда стул практически исчез в растворившемся полу, резко вскочила с места, отскакивая на несколько шагов с громким криком. — Не отрицай, что этого не было, — сухо говорю я, не сводя глаз с Эл.

— Твоих рук дело? — спрашивает она, гневно сверкая глазами.

— Думаю, это Голос… — отвечаю я. — Он-то все и показал, теперь хочу услышать твою версию.

— Хорошо… — сдается она. — Если хочешь, давай поговорим, только не вижу в этом смысла, ведь ты давно все решила, или нет?