Нина Лукинова - Два цвета неба

Погрузившись в свои мысли, я и не заметила, как мы подошли вплотную к лестнице. Застыв перед каменной ступенькой, не решаясь сделать первый шаг, оборачиваюсь на безмолвный город. «Ты виновата! Ты сделала это с нами!» — кричат в унисон бездонные глаза-окна то ли наяву, то ли выбравшись из кошмарного сна, настолько громко, что невольно закрываю уши под обеспокоенный взгляд Дрейка.

— Ты в порядке? — озадаченно спрашивает он, проследив за моим движением внимательным взглядом. — Голова болит?

— Нет, то есть да… Я в порядке. — отвечаю ему с тонкой улыбкой, а в голове неожиданно закрутился вопрос— с чего бы это он спросил про голову? Раньше охотника так не интересовало мое здоровье.

— Если чувствуешь какие-то странности, Налана, лучше молчи об этом. В Неваре этого не любят, — тихо говорит он, словно опасаясь, что нас подслушивают. Затем успокаивающе сжимает мою руку, не дав вставить и слова, тянет меня вперед за собой по ступеням, одним движением распахивая тяжелые створчатые двери.

Зал собраний встретил непривычным холодным светом мерцающих электрических ламп, подвешенных над потолком на тонких проводах, мерно качнувшихся маятником от проникшего в помещение сквозняка. Внутри оказалось прохладно от каменных стен, не смотря на испепеляющую уличную жару, поэтому быстро накинула на плечи болтающуюся на поясе куртку, чувствуя, как мурашки побежали марафон по коже.

Надо отдать должное, Зал Собраний производит впечатление. Массивные каменные стены, призванные поддерживать определенную температуру, создают антураж древнего замка, ярко горящие над потолком лампы уныло напоминают о канувшей цивилизации. Невольно задаюсь вопросом, откуда у них свет? Наверняка исходит по воле Богов или остался от древних машин.… Но даже света ламп не хватает, чтобы полностью осветить мрачное помещение. Искусственных солнц, как их назвал Дрейк, хватает только на то, чтобы создать светотень в районе сидящих людей, делая их похожими на скрывающихся в темноте вампиров со сверкающими жаждой крови глазами.

Мы с Дрейком медленно проходим по широкому проходу мимо расставленных поперек скамей, на которых восковыми изваяниями застыли силуэты людей, кажущихся в полумраке устрашающими тенями. Десятки, сотни, тысячи, сколько здесь набилось и как плотно они сидят, затрудняюсь ответить. Как назло, большинство ламп висят прямо над проходом, освещая импровизированную процессию из двоих человек, наверное, чтобы все хорошо рассмотрели меня, — демоницу, явившуюся из пустоши.

Проходя как на ладони под бесконечным обстрелом взглядов, стараюсь держаться достойно, не опуская глаз и головы. Нельзя показывать этим людям, что я боюсь, нельзя показывать слабость, страх.… Даже в животном мире побеждает не всегда самый сильный самец, а самый настойчивый и дерзкий. Пусть я не Богиня, они еще не знают об этом. Дрейк поверил в чудо, если его слово что и значит в этом городе, сейчас самый лучший момент это доказать.

Мы медленно подошли к импровизированной сцене, напоминающей в тусклом полумраке огромный алтарь для жертвоприношений, неровный блик стоящих вокруг свечей усиливает это впечатление. Подойдя вплотную, оказываюсь перед самым центром сцены, застыв в немом молчании, неосознанно крепче сжав успокоительную ладонь Дрейка. Когда глаза привыкли к темноте, начинаю различать темные фигуры стоящих на сцене людей в широких балахонах с закрытыми капюшонами лицами. Семь фигур, семь теней расположились полукругом, походя на древних монахов- инквизиторов, судящих ведьму.

Чем они занимались до моего появления в этом зале всем городом? Проводили какой-то ритуал, объединяющий древнюю науку и магию? К чему такой контраст технологий и старины? Нужно отдать должное, контраст производит сильное впечатление, больше чем полумрак свечей или темнота. Падающий сверху свет создает впечатление Страшного Суда перед Создателем, принося одновременно гнет и надежду. Со стороны больше походит на языческий извращенный культ, чем на поклонение древнему Божеству, но на людей весь этот антураж действует гипнотически. Даже у меня невольно затряслись поджилки, когда одна из фигур вышла вперед, снимая с головы капюшон. Взгляду открылось сморщенное дряблое лицо старика, похожее на пересохшую черносливину при свете свечей. Клочки волос торчат на лысом черепе в разные стороны, а гнилые на половину разрушенные зубы походят на звериный оскал. Однако глаза оказались на удивление молодыми и яркими, полными жизни, святящиеся искрами в темноте. Сложно поверить, что они принадлежат дряхлому старику.

—Мы Совет Невара! — заговорил он протяжным хриплым голосом, напоминающем скрежет опавших листьев. — Избранные народом посланники гласа Богов! — пронеслось громовым эхом под высоким сводами. — Кто ты такая, чужестранка? Зачем пожаловала в наш мир?

Ловлю себя на мысли, что его голос действует чарующе, на короткий момент, заволакивая сознание пеленой, заставляя мысли растворяться в голове и говорить первое, что попадет в голову. Антураж, двойное освещение, эхо, монахи- все это призвано запугать пришельца, вызвать страх, лишив воли. Напоминает хорошо поставленный спектакль признанного режиссера, мастера своего дела. Помпезность в колоссальном размахе, а как со стороны смотрится… загляденье, и только! Реши я когда-нибудь снять фильм, взяла бы эту сцену на вооружение. Ухмыляюсь мыскам сапог, слегка опустив голову, чтобы старик не заметил, попутно скидывая с себя оцепенение, и ровно, отчетливо произношу:

— Мое имя Налана. — говорю я, чувствуя из ниоткуда взявшиеся силу и уверенность в голосе. По залу пронеслись взволнованные перешептывания, темные людские силуэты задвигались, мотая головами, словно качающиеся в лесу деревья. — Зачем я здесь? Пока толком не знаю.… Наверное, чтобы помочь этому миру.

— Что ты творишь? — притянул к себе Дрейк, тихо шипя в ухо под усилившийся гомон. — Никто не имеет права дерзить старейшинам, они слушать не станут!

— Думаю, у Богини есть привилегии, или ты разуверился? — в тон ему отвечаю я под недовольный взгляд мужчины.

— Молчать! — резко выкрикивает монах, затыкая начавшийся гомон толпы. Затем, заговорил уже спокойнее в глухой повисшей тишине под пристальным взглядом сотен горящих глаз. — И как же ты поможешь нам, Налана, спасительница миров? — спрашивает старик с явной усмешкой. — Уберешь ли ты болезни и мор, косящий наших людей, будто фишки домино? Исчезнут ли твари из пустыни и возродится ли хлеб на наших полях, лишенных жизни? — одобрительное эхо волной недовольства прокатилось по сидящим в темноте людям. Старичок умеет заводить толпу, видимо пользуясь среди жителей негласным авторитетом. Жаль, не вижу лиц, сидящих на скамьях людей, так покорно поддакивающих его словам. Интересно, о чем они думают, какие эмоции испытывают, когда, возможно, перед ними стоит долгожданное спасение, медленно но верно втаптывающееся в грязь?