Ненси Верайн - Меч Бури

Ночь уже опустилась в долину. Маг уселся на траве поудобнее, прислонившись спиной к могиле Киана. Он смотрел на загоревшиеся ранние звезды, затем взглянул туда, где скоро должны были взойти две луны – красная и серебристая. Теперь надо только ждать, как он и обещал Станаху.

Маг вздохнул. «Станах не воин и не маг, – думал он, – но он поклялся возвратить Меч в Торбардин, и он будет верен своей клятве, чего бы это ему ни стоило. Может быть, попытаться установить с ним мысленную связь? Нет, не получится: мысли плохо передаются во тьме. Если Станах найдет Королевский Меч сегодня ночью, завтра он будет уже здесь».

«Если вы договариваетесь о месте встречи, – сказал однажды Киан, – никогда не меняйте его, ибо иначе вам придется дней пять гоняться за своими друзьями, а они все эти дни будут где-то поблизости тоже искать вас».

До нападения на город красного дракона теология жителей Старой Горы почти не занимала. В городе преспокойно уживались приверженцы и старых, и новых богов, а также и сторонники наиболее распространенной религии – религии полного безразличия ко всем и всяческим богам. Высокие Искатели не были религиозными фанатиками и были убеждены, что старые боги, которых некоторые называли истинными богами, вполне удовлетворены подобной веротерпимостью. В некоторых других городах сторонники разных религий то и дело рубили головы своим оппонентам, однако в Старой Горе, где всем жилось хорошо, ни разу не вспыхнули религиозные распри.

В Старой Горе жители всегда были сытыми: по берегам протекавшей в долине реки было создано много ферм, в лесах было много зверей и птиц, – и поэтому жители Старой Горы никогда не подвергали сомнению старинное высказывание: «Голодный пойдет воевать, но сытый будет с улыбкой ждать новой трапезы».

Когда расположенный к северу от Старой Горы город Утеха был разрушен завоевателями, жителям Старой Горы следовало бы призадуматься и почаще поглядывать на Небо, но они предпочли просто не думать о возможной беде.

И вот когда закованный в красную броню Верминаард, одержавший легкую победу над Утехой, пришел к стенам Старой Горы, то захватил город всего-навсего за один день. Верминаарду для победы оказалось достаточно одного темно-красного дракона по кличке Янтарь и солдат, от которых еще несло дымом сожженных в Утехе домов.

Пока армия Верминаарда штурмовала город, он со своим красным драконом Янтарем выжигал в долине фермы и поля. Когда цветущие фермы превратились в обгоревшие пустоши, солдаты уже вошли в город и начали сжимать кольцо вокруг центра, подобно банде мучителей, медленно стягивающих веревку на горле жертвы.

Повелитель позволил своим солдатам вдоволь утолить жажду крови. Затем, когда половина города была разрушена, а большая часть его жителей убита или отправлена в рабство на шахты Пакс Таркаса, Верминаард приказал прекратить грабежи, насилия и убийства. Командиром гарнизона Старой Горы он назначил капитана Потрошителя – молодого, стройного, темноволосого человека и разрешил тому постулат?» с еще оставшимися в живых горожанами как только ему заблагорассудится. Внешностью Потрошитель почему-то напоминал всем, кто его видел, росомаху, хотя такое сравнение было явной несправедливостью по отношению к зверю.

Теперь хозяевами на городских улицах были вечно пьяные солдаты Верминаарда: люди, омерзительные дракониды и даже гоблины. Грубые, жестокие и жадные победители забирали у жителей Старой Горы все, что хотели и когда хотели, а при малейшей попытке протеста убивали любого. Больше всего они походили на волков в овечьем загоне.

По всему Кринну уже шли споры о причинах войны. Эльфы упрекали во всем людей, а укрытые в своем горном Торбардине гномы винили во всех грехах – прошлых и настоящих – и людей, и эльфов.

А люди в Старой Горе, занятой армией Верминаарда, просто пытались выжить в непривычных для них тяжелых условиях.

Когда рабы на шахтах Пакс Таркаса восстали и бежали в горы, Верминаард оставил править в городе Потрошителя, а сам выехал из Старой Горы: она ему была уже не интересна.

Да, оставшиеся в живых горожане наконец-то стали понимать, что им следовало бы более серьезно относиться к тому, что происходит вокруг них на земле и над их головами в небе.

Таверна называлась просто «У Тенни» и считалась «свободной», насколько это вообще возможно в оккупированном городе. Офицеры-дракониды заходили сюда редко, а простым солдатам Потрошитель вообще запретил посещать заведение Тенни; но зато шпионы Потрошителя бывали здесь часто – потому-то он и предоставил таверне «свободу».

Тьорл смотрел на Хаука поверх наполненной элем кружки. Хаук был из его компании бродяг «Компании Ночной Кошмар», как называл ее сам Тьорл, молодой, смелый, лютой ненавистью ненавидевший драконидов вообще и Верминаарда лично. Каждый в компании Тьорла потерял за время войны друзей или родственников. Родная деревня Хаука была сожжена, его отец убит драконидами. Родственники самого Тьорла были в безопасности – в Квалинести, но он потерял много друзей и. родину. Хаук и Тьорл были людьми Финна.

Люди Финна рыскали вдоль границы между Квалинести и Харолисовыми горами и уничтожали встречавшиеся им патрули драконидов.

Финн послал Хаука и Тьорла в таверну Тенни выяснить что-либо о планируемых Потрошителем ближайших маршрутах его патрулей.

Тьорл уже узнал о том, что патрули посланы к подножию Харолисовых гор. Долго держать такое в секрете не удается, ведь Повелитель должен заботиться о снабжении своих отрядов. Верминаард, все еще пребывавший в ярости из-за бегства восьмисот рабов, задумал начать военные действия на юге и на востоке. Он хотел также захватить и Торбардин и планировал сделать это еще до наступления зимы.

Финн, наверное, просто дар речи потеряет, когда узнает о планах Верминаарда и особенно о нападении на Торбардин. Финн постоянно сыпал проклятия на головы гномов, которые отправляли группы, подобные его отряду, рыскать вдоль границ Торбардина, но в войну вступать отнюдь не желали. Впрочем, сам Финн не давал покоя солдатам Повелителя, где бы он их ни встретил.

Хаук вынул из ножен свой меч и положил его на стол рядом с ножом. Отблеск огня сверкнул на лезвии меча, отразился на золотой рукояти, в украшающих ее сапфирах, в серебряных оправах камней. Темно-красное сияние клинка, казалось, было живым сердцем стали. Четверо, что выпивали и играли в ножи за соседним столом, тотчас замолчали.

Тьорл постарался изобразить на лице улыбку.

– Это прекрасный меч, – сказал самый высокий из четверых, он потер кулаком подбородок и поскреб небритую по меньшей мере неделю щетину, затем поднял кружку с элем. Эль выплеснулся из кружки на руку.