Максим Шейко - Варвар из нашего города (Бродяга)

В теории ополченцы должны были проходить обучение под руководством своих командиров ежегодно в течение 12 дней. Как правило, время учебных сборов назначалось на осень — после уборки урожая и окончания сезона ярмарок. Но это в теории. На практике же на эти самые сборы призывали ровно так же, как и в само ополчение — не всех, не всегда и только по жребию. Причем прошедший такие сборы на следующие три года освобождался от участия в подобных мероприятиях. При этом наличие или отсутствие базовой военной подготовки никак не влияло на возможность призыва в военное время — никакого деления на резерв первой (обученные) и второй очереди (не обученные) тут не существовало в принципе. Таким образом, получалось, что на сборах могли побывать одни, а в ополчении в итоге оказаться другие — ни разу не проходившие обучения. Собственно, шестеро из десяти моих подчиненных были именно такими, ни разу не нюхавшими портянок салагами.

Но если кто-то думает, что прошедшие через учебные сборы «ветераны» имели перед новобранцами хоть какие-то преимущества, то вынужден разочаровать. Уж не знаю специально или нет, но никто в нашем герцогстве даже не пытался превратить ополчение в реальную военную силу. А потому собиравшихся по осени ополченцев занимали чем угодно, но только не боевой подготовкой. Из четырех солдат моего десятка, в разные годы прошедших через такое «обучение», один занимался починкой моста, другой — расчисткой и углублением городского рва и еще пара — ремонтом дорог. То есть фактически эти самые сборы являлись своего рода трудовой повинностью, а сами ополченцы — дармовой рабсилой, используемой на различных трудоемких и низкоквалифицированных работах. И вот этот вот средневековый стройбат, вернее, его часть, пылил передо мной по плацу, подгоняемый энергичными командами и не менее энергичными пинками.

Шум и суета во все времена привлекали повышенное внимание праздношатающихся, так что к концу нашей импровизированной тренировки вокруг плаца собралась нехилая толпа. Посмотреть на бесплатное представление сбежалась чуть ли не половина обитателей Линдгорнского лагеря, включая несколько начальственных рож, среди которых я приметил и усатую харю командира славной четвертой сотни. Бестолковые маневры и неуклюжие движение моих пиконосцев дарили благодарной публике массу положительных эмоций, вызывая шквал шутливых советов и замечаний. Но настоящим гвоздем программы стало моё финальное выступление.

Желая проверить боевую устойчивость своего десятка, я, предварительно заменив пики и мечи на учебные, тщательно выстроил уже порядком измотанных ополченцев, после чего атаковал этот живой частокол. Сказать по правде, бросаться с деревянным мечом наголо на пару щитоносцев, из-за спин которых торчало восемь здоровенных жердей, было, мягко говоря, страшновато. Но вчерашним крестьянам и мелким лавочникам пришлось еще хуже. Как только я, грохнув по щиту своей деревяшкой и издав нечленораздельный, но достаточно грозный рёв, ринулся в атаку, «вражеский» строй начал стремительно ломаться. Ряд пик заходил ходуном, при этом некоторые «острия» повело в сторону, а остальные оказались задраны вверх, причем так, что напороться на них было бы проблематично даже всаднику. Что же касается меченосцев, составлявших первый ряд этой горе-баталии, то парни просто и незатейливо спрятались за своими щитами, опасаясь даже взглянуть на прущего к ним супостата. Расплата за малодушие наступила очень быстро.

Поднырнув под одну из пик и отбросив щитом вторую, я со всего маху впечатал подошву своего новенького башмака прямо в центр щита левого меченосца, постаравшись вложить в этот удар всю инерцию набравшего разгон тела. Мощный пинок практически снес моего незадачливого противника. Причем, падая, он умудрился завалить двоих копейщиков, составлявших вторую линию баталии, и открыл абсолютно беззащитный бок второго мечника, который тут же получил весьма болезненный удар по ребрам и, выронив щит, с воем рухнул на землю. Оставшиеся шесть пикинеров, составлявших три последние линии баталии, просто разбежались, побросав свои дреколья и оставив меня хозяином поля боя.

Столь впечатляющий подвиг не остался незамеченным. При виде бегства десятикратно превосходящих сил «противника» зрители буквально взорвались торжествующими воплями. А на входе в лагерь нашу компанию уже поджидал вездесущий Раск.

— Неплохо для начала, северянин. Пойдем, господин сотник хочет с тобой поговорить.

Ну что ж, раз хочет… Пожав плечами я отправил своих подчиненных отдыхать и приводить себя в порядок перед вечерней проверкой, а сам потопал к командирской палатке, гадая, во что выльется устроенный мной «сеанс экзорцизма».

Сотник не стал тянуть кота за яйца, сходу перейдя к делу:

— Хорошая работа, десятник. Теперь вижу, что тебя учил сержант коронного полка.

Я скривился:

— Чего ж тут хорошего? Я разогнал целый десяток ополченцев. Один. С деревянным мечом. Что же будет, если нас атакует настоящий враг? Рота наёмников или отряд дворянской конницы разгонят всю эту толпу, — я небрежно повел головой, намекая на собранные в лагере ополченческие сотни, — даже не вынимая клинки из ножен.

— Так и есть, северянин, так и есть. Потому никто и не ждет от этого мужичья подобных подвигов. Удел ополченцев — охранять обоз и копать землю во время осадных работ. Но все же традиция велит устраивать смотр даже таким войскам. И если во время смотра моя сотня будет выглядеть хотя бы отдаленно похожей на роту коронных пикинеров, наш герцог, храни его Эйбрен, непременно это отметит. Ты понимаешь меня, северянин?

Еще бы я не понимал! Инициатива наказуема во все времена, и даже переезд в другую вселенную мало что меняет в этом плане.

— Левой! Левой! Держать равнение! Шире шаг, бараны кривоногие!

Если орать так целый день, то к вечеру голос безнадежно сядет, даже если регулярно промачивать глотку из предусмотрительно захваченной фляги с сильно разбавленным вином. Эту простую истину я выяснил в первый же день после заключения негласного договора с командиром, когда вывел на строевые занятия уже не десяток, а всю четвертую сотню. На следующий день я обзавелся палкой и стал активно внедрять невербальные методы общения с подчиненными — после этого горлу стало полегче, но дело всё равно движется со скрипом.

— Левой! Левой! Шевелитесь, скоты!

Подбадриваемые этими жизнеутверждающими командами и энергичными взмахами палки ополченцы старательно пучат глаза и топают ногами, пытаясь удержать при этом некое подобие строя. К счастью мелкие земельные собственники, составляющие основную массу моих подчиненных, все же поумнее рекрутов петровских времен и в состоянии отличить «право» от «лево», так что мне не приходится прибегать к приснопамятному трюку с сеном и соломой, но это, пожалуй, единственный светлый момент в задуманной авантюре с подготовкой к герцогскому смотру.