Лев Вершинин - Сказание о рыцаре Гуго

— Ты делаешь людей счастливыми. Так ли это просто?

— Счастливыми? — словно бы насмешка промелькнула в дотоле бесстрастном течении слов. — Невнятное понятие. Как вы, смертные, упорно применяете его… Но, говоря «счастье», не говорите ничего. Пустое слово.

— Пустое? Но золото! Но власть!! Но слава!!!

И совсем по-живому прозвучал ответ:

— А разве ты, Гуго фон Вальдбург, пришел за этим?

Вот так! С кем споришь, баварец?!

И что скажет муравей великану?

— Ты сумел поймать меня на слове, Владыка Башни. Да, мне хватает злата, завещанного предками. И не нужны титулы, ибо корон много, а герб Вальдбургов — один. Воистину — у каждого своя страсть и свое счастье. Но я не ведаю, что гнетет меня. Имея все, всего лишен. Потому и предстал перед тобою…

И чем ответит великан муравью?

— Хорошо сказано, Гуго, — соглашается голос. — У каждого своя страсть. Но скучно счесть страстью вожделение. Простое — просто. К чему тут я? Что толку наполнять пустоту, не наделенную дном? Подобные тебе вынуждали меня отвечать — ибо это мой долг. Но ведь их вопросы — начинались с «хочу». А я создан для решения истинных задач!

И вдруг — мука в голосе:

— Но что толку, если ответы уже не нужны никому. Нужен ли я, если это так?

И — надежда, делающая голос совсем живым:

— Ты первый, чья страсть неясна мне. Быть может, она истинна?

…Необъятна скорбь Безликого. Ушли тролли, которым служил он честно и верно. Ушли и погибли неведомо где. Никто не вернулся в Башню. И остался Безликий один. Уже не слугой, но господином. Но господство его — в ответах на вопросы. Оттого ждет он вопрошающих…

— Да, Гуго, ты выше подобных тебе. Ибо душа твоя непрозрачна.

Невольной гордостью откликнулось сердце. Такого не рассказывали бродяги-певцы. И ныне еще выше взойдет слава имени фон Вальдбургов. Воистину, подобным венцом еще ни один из предков не венчал родового герба.

— Ужели ты, всезнающий, не постигнешь тоску мою?

Недолго помолчав, пояснил голос.

— Понять можно, разложив сложное на простое. Неявное сделав явным. А неясное — ясным. Но в твоей душе много такого, что по силам осознать лишь тебе. Я открою тебе суть тоски. А ты сумей передать ее так, чтобы я понял. Пойми и выскажи. Тогда — отвечу.

И, словно стилетом, пронзила виски мгновенная боль. Вспышка ослепила глаза. В лихорадочной круговерти мелькнуло все, что довелось видеть и испытать. Мелькнуло и пропало. Осталось лишь одно видение. Воспоминание. Отблеск памяти. Единственное, не пропавшее во тьме. Болезненное, как сама тоска…

И пришел Гуго в себя.

Очнулся.

Смятенный. Еще отказывающийся поверить.

Но уже и не смеющий сомневаться.

Как странно! Ни на миг не забывал об увиденном, но полагал, что ему — сильному! — не способно затмить жизнь это воспоминание, горькое, но такое пустое в сравнении с великими делами фон Вальдбургов.

Вот чего не может понять Безликий.

А не умея понять, велит объяснить.

И лишь тогда сможет он совершить чудо.

Но значит — пусть в малом, а уступает властелин Башни человеку?

И словно в ответ, улыбка в голосе:

— Да, Гуго. Ты — иной, нежели прежние. Они не спрашивали. Они всего лишь просили.

…Проси, чего хочешь. И, узнав, как достичь, получишь желанное. Ибо Безликий всемогущ…

Неужели так просто? Всего лишь взглянуть в лицо тоске своей, не больше. Но взглянув, узнаешь разницу между просьбой и вопросом.

Слабый просит. Сильный спрашивает.

Спрашивай, человек!

ГУГО ФОН ВАЛЬДБУРГ — ЕДИНСТВЕННЫЙ, ГОВОРИВШИЙ С БЕЗЛИКИМ. И ПОСЛЕДНИЙ, ДОПУЩЕННЫЙ В БАШНЮ. ОН ВЕРНУЛСЯ ВО ЗДРАВИИ И СЛАВЕ, НО ПРОЖИЛ НЕДОЛГО. ТОСКА УБИЛА ЕГО. ИБО БЫЛ РЫЦАРЬ ГУГО ПЕРВЫМ ИЗ ИЗБРАННЫХ, КТО НЕ ОБРЕЛ ЖЕЛАННОГО.

Спроси — и обретешь дар творить алмазы из глины.

Но подкупишь ли тоску?

Спроси — и чело увенчает корона.

Но разве прикажешь тоске?

Спроси — и слава твоя достигнет Гроба Господня.

Но когда и кого устрашилась тоска?

…Говори коротко. Еще лучше — молчи. Безликий знает, чего хочет душа твоя. И станет зеленый глаз синим. Спустя миг — алым. Обратись в слух и внимай. Алый свет — знак: всезнающий готов осчастливить тебя ответом…

На колени опустился Гуго фон Вальдбург, голый и безоружный.

Не рыцарь с гербом.

Но человек, познающий суть тоски своей.

И задал вопрос.

Тотчас же полыхнул выпуклый глаз. Зелень сменилась синевой. Но синева не стала багрянцем.

Ибо внезапно побелел глаз.

Ослепил яркой вспышкой.

И погас, подернувшись мутью.

Ослеп Безликий. И сотни мерцающих огоньков погасли вместе с выпуклым оком. По залу же, неведомо откуда, пополз странный, неприятно-горелый запах. Словно человечью плоть, опутав сыромятными ремнями, поджаривали где-то в глубинах Башни.

Замер рыцарь.

Оглянулся, бессильный, по сторонам.

И, понимая, что ответа уже не дождаться, закричал человек, поднявшись с колен.

Дерзко и почтительно.

Умоляя и угрожая.

Повторяя снова, и снова, и снова:

— Три года минуло со дня, когда прекрасная Катарина, младшая из Цорнов, сказала мне: «Я не люблю тебя, рыцарь…»

ПОЧЕМУ?!!!