Роман Суржиков - Стрела, монета, искра

Эрвин криво усмехнулся. Целый и невредимый — и уничтоженный. Джемис отлично знает, что предлагает лорду: унижение. Ради того, чтобы унизить Эрвина, он все и затеял! Безопасность отряда — лишь предлог… Но как далеко готов зайти бунтарь? Остановится ли перед убийством сюзерена… или нет? Что ж, есть лишь один способ проверить.

Горло все еще саднило от дыма, и Эрвин не мог говорить громко. Ядовито прошипел, надеясь сарказмом перекрыть тревогу:

— Какое заманчивое предложение! Прямо сложно устоять… Но прежде, кайр Джемис, окажите одну любезность. Скажите, как меня зовут?

— Что?..

— Каково мое имя?! Ответьте!

— Эрвин София Джессика рода Агаты.

— Это не все. Далее титул.

— Лорд Ориджин. К чему вы…

— Разве кто-нибудь из лордов Дома Ориджин когда-либо за все годы, сколько существует Север, становился пленником собственного вассала?! Ответьте мне, кайр!

Бунтовщик скривил губу в злом оскале, его рука напряглась.

— Вам придется сделать это, хотите или нет!

— У вас есть лишь один способ получить мой меч: взять силой.

Эрвин вынул клинок из ножен. Пес напрягся, готовый к прыжку. Зрачки Джемиса расширились от удивления.

— Вы что же, вызываете меня на поединок?! У вас нет ни шанса!

— Я это знаю.

Эрвин заложил руки за спину, держа в них меч острием вниз. Грудь осталась открыта для атаки.

— Делайте ваш выбор, кайр. Если намерены убить меня — сейчас самое время.

Джемис окаменел в напряжении, побелели костяшки пальцев на эфесе. Пес глухо заворчал.

Эрвин стоял перед кайром, в любую секунду ожидая удара, и боролся с желанием зажмуриться. По телу гуляла дрожь, враг не замечал ее лишь потому, что ладони Эрвина прятались за спиной. Если это случится, то, хотя бы, быстрее и проще, чем тонуть в болоте. Во всем есть светлая сторона.

Раздался шорох, кто-то пошевелился позади Эрвина. Джемис стрельнул глазами:

— Назад, не лезь.

Никто не успел бы вмешаться — Джемису требовался миг, не больше, чтобы зарубить лорда. Однако он не решался. Убийство сюзерена — сильнейший позор, какой только может навлечь на себя дворянин. Джемис не хотел этого, теперь ясно. Он и вправду надеялся запугать… Но отступаться теперь поздно — кайр уже виновен в смуте. Ставки в игре оказались слишком высоки.

Во рту было сухо, язык сделался теркой, но Эрвин сумел процедить:

— Прежде, чем выберете, знайте. Я не пощажу вас.

Клинок Джемиса дернулся из ножен — всего на дюйм, и замер. Доннел и Мэтью, бывшие на его стороне, отступили вбок. Двое кайров шагнули к Эрвину, стали рядом.

— Джемис, нет, — сказал Фредерик, — этого не будет.

Бунтовщик стиснул зубы так, что заиграли желваки. Издал хриплый, сдавленный рык.

Отпустил эфес, сорвал с себя перевязь и вместе с клинком отбросил в сторону.

Кажется, Эрвин заново научился дышать. Он глотнул воздуха — раз, второй, третий. Лишь потом сказал:

— Кайр Джемис, наследный граф Лиллидей, вы виновны в попытке поднять мятеж.

Тот опустился на одно колено и склонил голову.

— Окажите милость: позаботьтесь о Стрельце.

Эрвин рассмеялся. Безумное напряжение внезапно разрядилось хохотом, однако со стороны могло показаться, что он смеялся над словами Джемиса. Позже ему говорили: это звучало жутко.

— Разве я сказал, что казню вас? — выговорил Эрвин, подавляя смех. — Нет, наказание будет иным! Ваш плащ, Джемис.

— Что?..

— Именем Великого Дома Ориджин, я лишаю вас титула кайра, а также всех прав и почестей, связанных с ним. Вы больше не можете служить в войске герцога, и вам нет места в экспедиционном отряде. Вам надлежит вернуться в Первую Зиму и сообщить его светлости Десмонду Ориджину причины, по которым я счел нужным лишить вас плаща.

Джемис сглотнул.

— Милорд…

— Впрочем, у вас есть выбор. Даже два: вы можете утонуть по дороге либо отправиться в Лиллидей и прятаться в отцовском замке до конца своих лет. Так или иначе, у вас нет более права зваться воином. Вы вольны выбрать себе смерть, но это не будет смерть от меча.

Бывший кайр зашатался, стоя на колене.

— Милорд…

Ничего более он не сумел сказать.

Эрвин отошел и обвел взглядом остальных кайров.

— Освальд и Фредерик, благодарю вас за службу. Проследите за тем, чтобы Джемис покинул лагерь немедленно и без боевого оружия. Позволяю взять нож и охотничий лук. Хэнк Моряк может сопроводить бывшего хозяина либо пойти своей дорогой, однако он тоже должен покинуть отряд. Мэтью и Доннел… — лорд помедлил, — я не имею к вам претензий.

21–24 мая 1774 г.

Фаунтерра и окрестности

Сад Люмини был прекрасен. Он располагался на холмистом западном берегу Ханая. Талантливый мастер устроил сад с таким расчетом, что с верхушки каждого холма открывался великолепный и всякий раз новый вид: то аллея цветущих сиреней, то пестрый узор фонтанов и клумб, то пруд в окружении плакучих ив, или девственный луг, усеянный скромными горными цветами. На возвышенностях стояли беседки из мрамора или резного дерева, в которых можно было отдохнуть и насладиться зрелищем. Множество родников, ручейков, фонтанчиков наполняли воздух уютным журчанием; в некоторых источниках вместо воды текло вино — молодое и легкое, как выяснила Мира, набрав его в ладошку. Кроме аллей и дорожек, сад Люмини изобиловал мостиками и пещерами-туннелями, так, что можно было пройти его сотней разных путей, и почти невозможно было угадать, в каком месте окажешься, свернув за поворот.

Сад цвел и благоухал. Северная азалия разливалась по холмам, сплетаясь в диковинные орнаменты небесно-голубого, кораллового, малинового, фиолетового цвета. Каждая клумба имела свое настроение: одна казалась тихой и умиротворенной, другая — мечтательной, иная — воинственно страстной, вон та — величавой, как сама Фаунтерра, а эта — распутной… Под стать настроению цветников, на многих аллеях звучала музыка.

Несмотря на все великолепие, сад Люмини не был многолюден — прогуливались лишь дворяне, купеческие старшины и редкие священники. Мира знала причину этому: в дни цветочного праздника входная цена поднялась до заоблачных высот и составила две елены — шестьдесят четыре агатки. На Севере за такие деньги можно купить дойную корову, да еще месяц безбедно прожить на остаток. Мире не пришлось оплачивать вход: это сделал за нее Итан. Когда леди Сибил швырялась золотом, заказывая девушке роскошные платья, Мира не особенно переживала — графиня была богата и не считала денег. Сейчас же Мире стало неловко, подумалось: каково жалованье дворцового секретаря? Конечно, спросить Итана об этом было бы оскорбительно. Но, судя по его костюмам — строгим, опрятным и лишенным любых излишеств, — секретарь держал на учете каждую монету.