Терри Брукс - Эльфы Цинтры

— Ты достанешь мне лекарства и я заберу тебя с собой. Что потом?

— Я поеду с вами и вашими детьми туда, куда вам нужно. Это не имеет значения. Просто я не хочу больше здесь находиться. Я хочу уйти отсюда.

— Почему?

— Я же сказала вам, что просто хочу.

Затем он подошел к ней, протянул руку и пробежал двумя пальцами по грубому участку, покрывавшему ее челюсть. В ее голубых глазах отражалась неуверенность. Он заметил, что ее волосы были коричного цвета. Но даже среди волос на голове виднелись грубые лоскуты.

— Кое–что я знаю о твоей болезни, — произнес он. — Я часто видел такое, говорил с теми, у кого была эта болезнь. Она покрывает кожу и поглощает ее. Она превращает человека в мутанта. Это происходит быстро. Кажется, что подобное не произошло с тобой. Ты ведь болеешь уже шесть лет, так ведь?

— Она не протекает у всех одинаково. — Она отвернулась, затем быстро нагнулась, чтобы взять на руки Крольчиху, и направилась прочь. — Если вы не хотите забрать меня, так и скажите.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду, — произнес он. — Почему ты живешь здесь в одиночестве?

Она начала было говорить ему что–то, еще одна ложь , подумал он, но затем сжала губы и издала приглушенный вздох.

— Я перестала меняться. Что–то остановило изменения. Я знала, что когда моя новая семья поймет, что я не стану такой, как они, они тоже выгонят меня. И я решила не дожидаться того, что должно будет случиться.

Логан отступил назад, чтобы дать ей побольше места. Она не принадлежала ни одному месту. Она была ни тем и не другим, и никто не хотел иметь с вами дело, если вы не такой, как они. Не в этом мире. Ящерицы не имели различий. Они понимали, что значит измениться, но не так, чтобы измениться наполовину и остановиться. Каталия не хотела, чтобы с ней произошло дважды одно и то же, снова испытать ту же боль, что и в первый раз.

— Итак, — сказала она. — Ваши дети тоже прогонят меня?

— Может быть. Некоторые из них. Я не знаю. Я с ними всего лишь несколько дней.

— А вы? Теперь, когда вы все знаете.

Он посмотрел в темноту, обдумывая свое решение. По какой–то причине ему вдруг вспомнился Майк. Много ли беспокойства доставило бы ему забрать ее с собой?

Несмотря на то, что он почти ничего не знал о ней. Несмотря на то, что вряд ли смог бы спасти ее.

Крольчиха смотрела на него из переплетений рук. Ожидая.

— Я не прогоняю людей, — сказал он.

Она тоже ждала. Услышать эти слова.

— Ладно, — согласился он. — Ты в деле.

Они шли по темным улицам, девушка впереди, кошка сбоку от него, время от времени подскакивая, доказывая ему, какие странные вещи творятся. Мир вокруг них был безмолвен, здания темными, а небо огромным и пустым.

— Почему ты носишь этот посох? — спросила она его.

— Когда–нибудь я расскажу тебе. Откуда ты знаешь, где искать лекарства от чумы?

— Ящерицы держат запасы лекарств для торговли. Большинство этих лекарств для них бесполезны. Их иммунная система иная, нежели у людей, поэтому эти лекарства им не помогают. Какие нужны вам?

— Цикломопензия. — Он сунул руку в карман, вынул пустой контейнер, который ему дала Сова, и протянул ей. — Знакомо?

Она тщательно осмотрела его, затем вернула.

— Кажется, я такие видела. Мы можем взять и какие–нибудь еще. На всякий случай.

Он бросил на нее взгляд, но она продолжала смотреть прямо в двух шагах впереди него.

— А вдруг ты не понравишься моим детям? — спустя минуту спросил он. — Вероятно, я не смогу изменить это, если им не понравится.

— Держу пари, что некоторым я понравлюсь.

— Некоторым, да. — Он подумал о Сове. Она быстро возьмет Кэт под свое крыло. Может быть еще Свечка. Но насчет других он не был уверен.

— Вы волнуетесь за меня?

С мгновение он обдумывал ответ.

— Не знаю.

Она резко наклонилась и снова взяла на руки Крольчиху.

— Не волнуйтесь. Я могу о себе позаботиться сама.

В этом он тоже не был уверен.

Медведь стоял в темноте в пятидесяти ярдах от небольшого сарая, в котором Сова присматривала за Речкой и Винтиком. Было около полуночи — или, возможно, полночь уже миновала, он не мог быть в этом уверен. Он вызвался первым встать на караул после ужина, повесил на себя тяжелый Тайсон Флэчетт, выбрав это место, чтобы укрыться; темнота была настолько сплошная и глубокая, что никто не сможет заметить его, пока не приблизится на дюжину футов. По крайней мере, он на это надеялся. Если же у хищника будет настолько острое зрение, чтобы издали выследить его, то все они окажутся в очень большой беде.

Однако опыт подсказал ему, что даже самые опасные хищники в этом постапокалиптическом мире испытывали недостаток хорошего зрения. Видимо, состав воздуха или яды в принимаемой пище и воде ослабили зрение большинства живых существ.

Но были и исключения. Например, Ястреб и Чейни. Зрение же монстров и уродов не соответствовало их аппетитам, хитрости и силе. Хотя слух у них был очень острым.

Поэтому он не заставлял их рыскать всю ночь, если один из них выходил на охоту. В большинстве случаев, также хорошо было развито обоняние. Если они были четвероногими, а не двуногими хищниками.

Он знал это, потому что знать было его обязанностью. Все время, еще до того, как он стал Призраком, до того, как он узнал, где находится Сиэттл и что однажды он окажется там. Он знал это с шестилетнего возраста, когда стоял на страже, пока остальные члены его семьи трудились на полях. В те дни верили, что не вся земля отравлена и какая–то часть ее, особенно в удаленных уголках Соединенных Штатов, все еще достаточно плодородна, чтобы выращивать зерно. Эта вера продержалась около пяти лет, а затем стало ясно, что так или иначе, но загрязнение не являлось единственным препятствием земледелию. Не было никакого способа собрать то, что вырастили, и не было устойчивого рынка, чтобы купить его. Вы могли вырастить зерно, если бы захотели, но, в конечном итоге, накормите не те рты.

Медведь узнал это в первый раз, когда появились налетчики, забрали столько зерна, сколько захотели, а остальное сожгли. Он узнал это, когда они забрали двух его дядей, которых он больше никогда не увидел. Он узнал это, когда они убили его собаку.

Он пробовал говорить своей семье, что это было слишком рискованно еще до появления налетчиков, но они совсем не были заинтересованы выслушивать его. Они никогда не слушали его. Медведь был большим и медлительным, и производил впечатление этакого глупого простачка. Он тратил свое время, отвечая на вопросы, и редко говорил, если сначала кто–то не заговаривал с ним. Он не торопился, когда куда–то шел, и всегда пытался прояснить, куда он должен идти и что он должен сделать. Он был чрезвычайно силен, но казалось, эта сила беспокоила его. Он ходил очень осторожно и реагировал неуверенно. Он все долго обдумывал. Он видел жизнь в замедленном темпе. Его братья подшучивали, что он может делать все, что угодно, но к тому времени, когда он справится с этим, все уже будут давно спать.