Терри Брукс - Эльфы Цинтры

Она знает, что они думают о ней, потому что время от времени подслушивает их разговоры, которые всегда одинаковы.

Они отказываются верить, что то, что она знает, правда.

Но сегодня ночью все по другому, голоса такие сильные и сердитые, не затихают и не замолкают. Она бежит к своим родителям, будит их, говорит им, что они должны послушать ее, что все они в большой опасности.

Однако даже теперь, перед лицом ее мольбы, они не слушают. Они говорят ей, что все хорошо, что она должна ложиться спать, что они посидят с ней, пока она не уснет, что ничего плохого не случится. Хоть ей всего шесть лет, она знает, что это неправда. Она знает это, несмотря на желание поверить им. Ужас приближается, и никакое притворство не заставит его уйти.

— Пожалуйста, — умоляет она. — Нам нужно убежать.

Ее отец отворачивается и снова ложится спать. Ее мать отводит ее в ее комнату, успокаивая, так как она беспомощно плачет. Сюда, сюда, мягко шепчет ее мать, поглаживая ее красивые рыжие волосы, обнимая ее, пока они не подходят к ее кровати. Я побуду с тобой.

«Нет, вы должны бежать! Вы должны бежать сейчас же! Быстрее убегайте и прячьтесь!»

Голоса перебивают ее мать, заглушая слова утешения, заполняя ее голову звуком и я ростью, резкими нотками тенора. Она не знает, что делать. Она не может придумать, что еще сказать.

Она испугана. Она беспомощна.

Когда ее мать, наконец, уходит, некоторое время она еще лежит, затем встает с кровати и вылезает через окно дома. Она живет в доме на краю того, что осталось от города Сиэттл. Это был ее дом с момента рождения и она знает все о нем. Она проводит часы, играя на заднем дворе. Одна из любимых игр — прятки. Она прячется и ждет, когда мать или отец придут искать ее. Ее родители просят не играть в эту игру, не поставив их в известность, но большую часть времени она сохраняет свою игру в тайне.

Сегодня ночью как раз такое время.

Она бежит в самую дальнюю часть двора и прячется в любимом месте, глубокой норе, которая проходит под сараем. Отверстие достаточное, чтобы она смогла пролезть, но слишком узкое для тех, кто больше ее. В этой норе, в тайном месте, она чувствует себя в безопасности. Об этом настойчиво твердят голоса. Они успокаиваются в тот момент, как она оказывается внутри, спрятавшись в темноте.

Когда начинаются крики, она прижимает колени к груди и плотно обнимает себя. Она старается не слушать, притворяется, что ничего не происходит. Она тихонечко жужжит про себя, раскачиваясь взад–вперед. Крики продолжаются не очень долго, а затем она слышит шаги, идущие по ее дорожке. Шаги тяжелые и сопровождаются тяжелым, гортанным дыханием. Они подходят к сараю, обходят его вокруг и удаляются.

Она прячется до восхода солнца. Когда она выползает из своего убежища, то видит на сухой, зимней траве двора ночную сорочку своей матери. Она вся в крови. Она на мгновение смотрит на нее, затем на дом, на раскрытую заднюю дверь, на стены и окна. Она прислушивается к тишине и всматривается в тени, которые лежат за открытой дверью. Она ждет с минуту, а затем отворачивается.

Ей нет необходимости идти внутрь. Она знает, что обнаружит там.

Голоса сказали ей, а голоса никогда не ошибаются.

Она покидает свой дом и уходит в город, не зная, что еще делать. Она найдет новый дом, говорит она себе. Она найдет новую семью. Она уверена в этом так, как в это верят маленькие дети. Когда она встречает Сову, ее вера вознаграждается.

Это произошло, когда она была Сарой и до того, как стала Свечкой, и это было давным–давно. Она сидела в темноте с коленями, прижатыми к груди, качалась взад–вперед и вспоминала. Время еле текло, она прислушивалась к предостерегающим голосам, но они молчали. Она больше не была в опасности. Она была спасена.

Но мальчик, который покинул ее…

С поражающей внезапностью раздался крик, долгий, протяжный, и она еще больше съежилась от этого звука. Она заткнула ладонями уши, не желая слышать, зная, откуда исходит этот крик, зная его источник.

Почему он не прислушался к ней? Почему родители не прислушались? Почему никто не прислушался?

Но только Призраки всегда прислушивались. Только Призраки знали ценность ее голосов.

Она сделала медленные, глубокие вдохи, чтобы успокоиться, избавиться от страха и ужаса, заставить минуты проходить быстрее. Она еще плотнее обняла себя, ощущая холод и одиночество. Затем, не в силах ждать дальше, она затаила дыхание и прислушалась.

Тишина.

Она ждала довольно долго, что тишина нарушится, что раздадутся звуки какого–нибудь хищника, но ничего не услышала. Она встала на ноги и выглянула через траву в сторону шоссе. Ничего не двигалось. Она заколебалась, желая знать наверняка, но в то же время поддерживая слабую надежду, что она ошиблась. Последнее победило. Ничто не привлекло взгляд. Она отвернулась от шоссе и снова пошла через заросли травы до тех пор, пока они не закончилась, а оттуда через пустой, бесплодный участок земли, когда–то бывший засеянным полем, и через двор мимо нескольких фермерских строений, затем обратно на шоссе и к семье, из которой ее забрали.

Она была сильно уставшей и печальной.

Знай, они не придут за тобой. Никто никогда не придет за тобой, если ты ушла.

Она могла слышать, как мальчик с изуродованным лицом произнес эти жестокие слова, и память не подводила ее. Но он ошибался. Это была ее семья, а ее семья никогда не покинет ее. Не Призраки. Не Сова, не Воробышек, не Ягуар, не остальные.

Они придут.

Она вышла на шоссе и направилась на юг к тому месту, где она оставила их. Они придут, твердила она себе снова и снова.

Как раз перед рассветом, когда встающее солнце окрасило небо странным серебристо–красным цветом, под густым дымом и пеплом от пожара, происхождение которого она могла только предполагать, они пришли.

Почти две недели Симралин вела своего брата и Анжелу Перес на север через пустынное плато на востоке Цинтры, миновав горные хребты, через которые они прошли после побега из Арборлона. Дни были жаркими, ночи холодными, а сухой воздух был наполнен запахом и вкусом железа. Они пересекли длинные участки песчаной почвы, усеянной щетинистыми кустами и тонкими деревьями, которые каким–то образом сохранили свои остроконечный листья, и поля горной лавы, которые наглядно показывали, как выглядел мир в момент своего рождения. Они оставляли за собой милю за милей, но окружающий пейзаж никогда не менялся. Спустя какое–то время Кирисину начало казаться, что они на самом деле никуда не идут, а просто движутся по кругу, но держал свои мысли при себе, полагаясь во всем на свою сестру.